Карен Рэнни - Шотландская любовь
Она отвернулась и отошла от него, стараясь держаться как можно дальше. Даже отсюда он чувствовал аромат ее духов.
Ладно, пусть он будет гончей, а она – лисой. Но выпрашивать у нее ответы он не станет.
Шона оглянулась на него, и он подумал, что в конце концов, может, и станет.
Он подметал пол, и это простое занятие буквально пригвоздило ее к месту. Она никогда не видела Фергуса за подобными делами. И отца не видела. И Брюса. А полковник сэр Гордон Макдермонд убирался, и с превеликим удовольствием. Так по крайней мере она поняла по выражению его лица.
Волосы упали ему на лоб, он закатал рукава рубашки и немного запачкал пылью носки ботинок и брюки.
Казалось, звук ее прерывистого дыхания эхом отдается под сводами цеха. Шона обернулась – подол платья тронул пыль на полу. Как удивительно пуста и огромна фабрика…
Но в это мгновение вовсе не необычная обстановка заставила ее затаить дыхание.
Нет. Это был Гордон.
Она заставила себя взглянуть ему в глаза.
– Ты все еще ненавидишь меня?
Она задала вопрос, мучивший ее несколько дней.
Он, казалось, удивился.
– Нет, – ответил Гордон, и губы его начали расползаться в улыбке. – Не ненавижу.
Чувствует ли он к ней что-нибудь?
Он смотрел на нее испытующе, строго, но она не пошла на попятную.
– У меня к тебе просьба.
Шона пришла просить у Гордона денег, но не представляла, как это сделает. Он стоял перед ней, такой чужой и знакомый одновременно.
Она покачала головой и направилась к двери.
Гордон в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние и схватил ее за руку.
– Ну, Шона, что за просьба? – нетерпеливо спросил он.
Однако держал он ее не крепко – она могла бы вырваться, если бы хотела.
Он повернул ее лицом к себе, пальцем приподнял подбородок, заставил посмотреть себе в глаза. «Дорогая». Не он один использовал это обращение.
Повисла тишина, и Шона ощутила, как в нее хлынуло прошлое и затопило сердце и разум. Еще чуть-чуть – и слезы потекут ручьями.
«Дорогой, тебе нравится так?» – И поцелуй в основание шеи.
«Дорогой, я так люблю тебя трогать…» – И ее пальцы ласкают его естество. Он стонет.
«Дорогой, прошу тебя, сейчас!» – И он, выгибаясь, входит в нее, оставив любовную игру.
Семь лет назад он еще не ушел на войну. Семь лет назад Фергус еще не поступил на военную службу: у него не было денег, чтобы купить чин. Семь лет назад она была влюблена без памяти, и ничто на свете не имело для нее большего значения. Главным был только этот человек.
Она страстно желала повернуть время вспять, вернуться в прошлое. Забыть все, что было после, притвориться, будто никакого «после» не было. «Пожалуйста, – и эта мольба обращена была к Богу, к провидению, судьбе, к любой высшей силе, которая существует, – пожалуйста, пусть все станет как семь лет назад. Пусть прошлое вернется». Пусть она снова будет Шоной Имри, а не вдовствующей графиней Мортон. И тогда у нее не будет за плечами этого брака, наполненного только скукой, сожалениями и скрытыми желаниями, которые заставляли ее молиться ночами напролет, стоя на коленях у пустой кровати.
А если это невозможно, то пусть у нее будет хотя бы глоток воды, чтобы утолить эту жажду. Пусть в этой пустыне жизни она получит чашу воды, кусок хлеба, они так ей нужны…
Гордон.
Она чувствовала, что стоит ему ее коснуться, и она пропала. Она уже не сможет мыслить здраво. Но Шоне так хотелось смотреть на него, впитывать совершенство его тела, любоваться тем, как солнечный свет, льющийся в большие окна, играет на его скулах.
Боже правый, как же ей хотелось почувствовать его!
Надо бежать, бежать без оглядки, так далеко, насколько хватит сил. Но Шона осталась стоять, впитывая его образ. Она была слаба, она вся дрожала – и наслаждалась сама своим немыслимым позором.
Глава 20
Она приблизилась к нему. Медленным, размеренным шагом она шла навстречу искушению, и тело рядом с Гордоном Макдермондом испытывало знакомое желание и знакомую потребность.
Носки ее туфель касались теперь его ботинок. Юбка отчаянно льнула к его шерстяным брюкам.
Шона медленно положила руку ему на грудь поверх рубашки. Эту простую белую рубашку сшил почти невидимыми стежками аккуратный портной, добавил к ней костяные пуговицы… Мог ли тот портной знать, что под его рубашкой будет биться ровно и сильно такое отважное сердце? Мог ли он предугадать, что в один прекрасный день женщина захочет разорвать эту рубашку, презрев и его многочасовой труд, и дороговизну ткани?
«Люби меня».
Она часто повторяла эти слова, но никогда в подобной ситуации. Сейчас они прозвучали бы рискованно. Шона нежно коснулась щеки Гордона, провела пальцем по скуле. Она не могла смотреть ему в глаза и потому не отводила глаз от своих пальцев. Какое знакомое ощущение: кожа теплая, гладкая после утреннего бритья… Казалось, даже ямочка у него на подбородке манит, просит, чтобы к ней прикоснулись.
Шона привстала на цыпочки и поцеловала его в эту ямочку.
Гордон прерывисто вздохнул, и она улыбнулась. Он чувствует то же самое, он оказался в ловушке собственной сдержанности. Оба они силятся разбить скорлупу, защищавшую тех людей, которыми они стали, от тех, какими когда-то были.
В груди у нее разлилось тепло – ее охватила неожиданная, ярчайшая радость. Она положила обе руки ему на грудь, скользнула пальцами к плечам.
– Никогда в жизни меня никто не целовал так, как ты, – негромко проговорила Шона, целуя его грудь сквозь рубашку.
Сердце Гордона колотилось так же бешено и быстро, как и ее собственное.
Он медленно наклонил голову, подождал, пока она поднимет к нему лицо, – и поцеловал. Какое новое, другое – и в то же время какое знакомое ощущение! У Шоны все внутри заныло от воспоминаний. Сколько часов они провели, познавая и исследуя друг друга?
Наверное, женщина никогда не забывает своего первого мужчину. Или первую любовь.
Шона молча расстегнула пуговицу на его рубашке – самую верхнюю.
Гордон накрыл ее руку своей.
Она посмотрела на него. В его глазах читалось предостережение – и что-то еще. Вспыхнувший голод.
Высвободив пальцы из-под его ладони, Шона продолжила свое занятие. Вопрос задан, и получен ответ, хотя никто не произнес ни слова.
Гордон наклонился, желая проделать то же самое с ней. Но ему предстояло расстегнуть шестнадцать пуговиц. Чудовищно, невозможно много!
Однако к тому времени как Шона закончила с его рубашкой, Гордон успел расстегнуть все шестнадцать…
