Зоя. Том первый (СИ) - Приходько Анна

Этого Густав не мог ей запретить и терпеливо ждал, когда же она образумится и станет ценить свою природную красоту и естественность.

Зоя заметила, что пани Анна какая-то нервная. Стало страшно оттого, что родители поругались с портнихой, и теперь не светят встречи с Янеком.

Но пани Анна подошла к девушке и обняла её:

– Золо́то, всё будет хорошо, береги родителей. Спасибо, что позволила их навестить. Жди весточки, дорогая, я думаю совсем скоро, кто-то из твоих родителей сжалится над тобой, и я увижу тебя в своём доме.

Зоя с благодарностью посмотрела на пани Анну и улыбнулась.

– Спасибо, – прошептала она. – Я буду ждать встречи.

– А не хочешь ли ты написать что-нибудь Янеку? – предложила Анна. – У меня есть немного времени, я подожду. Поскорее пиши.

Зоя взяла с комода лист и начала аккуратно выводить слова: «Любимый мой Янек…»

Глава 11

Николай пришёл в полицию, чтобы заявить о пропаже Таисии. Она уже два дня не появлялась на работе и не приходила к нему. Просто исчезла. А в полиции все сразу догадались, о ком идёт речь, и когда Николай услышал: «Наконец-то сгинула эта чертовка», то набросился на говорящего.

Его скрутили и посадили на стул.

– Нашёл за кого в бой бросаться, – сказал ему один из полицейских. – Или ты один из тех, кто думает, что Таисия самая лучшая и прекрасная?

Задорный смех заполнил всю комнату. Николай непонимающими глазами смотрел на всех по очереди.

– Похоже, очередной любовник потерял свою прекрасную Тайгу!

– Видимо, стоит ожидать в ближайшее время нового обманутого.

Все переговаривались, смеялись, шутили. Произносили в нелестных речах имя его Таисии.

– Пропала девушка, – повторил Николай.

– Ну-ну, – ответили все почти хором.

– Ладно, закончили, – произнёс один из полицейских. – Рассказывай, когда видел последний раз свою Таисию.

– Развяжите меня, – потребовал Николай.

– А ты бросаться больше не будешь? Дам тебе совет, парень, – развязывая ему руки, сказал полицейский, – забудь эту бабу.

– С чего это я должен забыть? Она моя невеста, – выкрикнул Николай и опять услышал дружный смех.

– И моя, – выкрикнул один из смеявшихся.

– И моя тоже, – смеясь, прокричал другой.

– Цыц, – прикрикнул на них тот, кто развязывал руки. – Всем приказываю выйти и заняться своей работой.

Стражи порядка один за другим покинули помещение. Николай остался один на один с Василием Ермолаевичем, так представился полицейский, когда все ушли.

– Ты, видимо, Николай, – сказал он. – Тот самый, которого твоя Таисия выгораживает?

– Ни от чего она меня не выгораживает. Что вы мне голову морочите? – раздражённо ответил юноша.

– Ты теперь под Богом ходишь благодаря своей Таисии. Прости, что не сдержались остальные. Не моё это дело, рассказывать тебе всё. Сам у неё спросишь. А насчёт пропажи не волнуйся, она под охраной. Напали на неё ночью.

Николай вскочил со стула, схватил полицейского за ворот, начал его трясти и заорал:

– Где моя Таисия?

Василий Ермолаевич оттолкнул Николая, тот упал.

– Будешь теперь благодаря своей бабе отвечать за нападение на полицейского, – пригрозил ему Василий Ермолаевич и крикнул громко: – Лука! Прими!

В кабинет вошёл высокого роста мужик с ручищами размером с голову Николая. Поднял юношу с пола и потащил.

Николай вырывался, матерился, кричал, что отец его скоро освободит. Василий Ермолаевич тотчас отправил Лорану Волкову письмо, в котором поведал о случившемся. Также в письме было указано, что Николай Соломин задержан до особого распоряжения господина следователя.

Послание было принято охраной следователя как срочное, но будить Лорана Волкова было не велено. Он второй день лежал с сильным жаром. Около него суетились несколько докторов.

Поэтому все письма складывались в порядке срочности до выздоровления адресата.

Таисия, пользуясь случаем, договорилась с охранником, и тот позволил ей на пару часов выбраться в город. Она вышла из дома, где квартировал следователь, и прошла несколько шагов. Вдруг кто-то набросился на неё сзади, повалил наземь. Она не успела даже оглянуться, только вскрикнула от боли и потеряла сознание.

Николая отправили в острожный замок. Там сокамерники узнали о его связи с Таисией. Кто-то говорил о том, что Тайга давно помогает полиции ловить преступников и находится у них на хорошем счету. Кто-то говорил, что она неуловимая ведьма и несколько лет назад поменяла внешность, и скоро старая кожа сойдёт с неё, и она опять станет другой. Но Николай не верил этим словам, затыкал уши и шептал: «Любимая моя, не верю я им, не верю, ты у меня самая лучшая».

«Любимый мой Янек, я не могу описать словами то, что хочу тебе сказать. Мне без тебя очень плохо. Заболел отец, и я привязана к дому. Если бы я могла стать птичкой, прилететь к тебе и превратиться обратно, я бы давно так сделала. Буду молиться, чтобы отец поскорее поправился. Он разрешил мне обучаться у пани Анны. И я верю, что скоро мы увидимся. Родной мой, знай, что твоё Золо́то видит тебя во сне, обнимает и целует. Я на письме оставлю поцелуй, приложи его к губам и почувствуешь меня. Люблю…»

Зоя сложила лист пополам, поцеловала его и отдала пани Анне.

Анна вышла на улицу и глубоко вдохнула морозный воздух. Она была счастлива, что несла обиженному сыну письмо от его возлюбленной. И даже быстро позабыла свои неприятные ощущения от посещения Кирьяновых.

Зоя долго стояла у открытой двери. На сердце было тоскливо. Она несколько раз порывалась одеваться, чтобы догнать пани, пойти вместе с ней к Янеку и на минуточку увидеть его. Но раздевалась. А потом заперла дверь. К родителям идти не хотела. Села за стол. Закрыла глаза. Представила себя и Янека прогуливающимися по дворику особняка, который приглянулся ей в городе. Так всё было замечательно за закрытыми глазами! Она зажмурилась посильнее и услышала:

– Зоя!

Голос мачехи был громким, девушка вздрогнула и нехотя пошла к родителям. Евдокия Степановна попросила подать еду. Зоя согрела обед, принесла всё в комнату. Помогла мачехе расположиться полулёжа, присела кормить отца, но Евдокия сказала, что сама справится и отпустила Зою.

Григорий Филиппович всё раздумывал, как же ему наедине поговорить с Анной. Но его нынешнее положение не позволяло сделать это. Мысли о Макаре, работе, слухах о Зое копились в голове, и ему казалось, что в ней просто не осталось места, и она вот-вот лопнет. Только запах еды немного отвлёк от дум. Он даже не заметил, что в комнату заходила Зоя и принесла обед.

– Гришенька, – сказала ему Евдокия, – теперь моя очередь кормить тебя.

– Недолго тебе ждать пришлось, – ответил он. – Мечтала, небось, когда я слягу? Все вы мечтаете об этом.

Евдокия застыла с ложкой. Слёзы подступили к глазам.

– Что ты, Гриша, разве ж я тебе зла желала когда-то? Любила же тебя с первой встречи, всё время с тобой. Я бы и жизнь за тебя отдала. Молюсь Господу, чтобы он мою жизнь тебе отдал, а я уже как-нибудь справлюсь. Дождалась я от тебя нежности. Не хочу больше прежнего Гришу. Мне твои слова любовные так душу согрели, что я весь белый свет полюбила и детей твоих стала ещё больше любить. А ты, если хочешь, решай, каким будешь теперь.

– Не буду я есть, – буркнул под нос Григорий и отвернулся.

Евдокия Степановна положила ложку в тарелку, тоже не стала есть. Позвала Зою и попросила убрать еду. Девушка удивлённо посмотрела на отца, на мачеху, забрала полные тарелки и вышла. Евдокия смахнула слёзы, сползла по подушке.

– Господи, – шептала она, – прошу тебя, верни мне нежного Гришеньку или забери мою жизнь. Не хочу я больше страдать.

Вечером китаец пришёл вместе с Парамоновым. Григорий Филиппович стыдливо опускал глаза перед начальником. Никакие поддерживающие слова не меняли выражение его лица. Он чувствовал глубокую вину перед Парамоновым. А когда тот пообещал Григорию по выздоровлении возвращение на должность, он впервые улыбнулся. Посмотрел с благодарностью на начальника и подумал про себя: «От одного груза избавился. Осталось с детьми разобраться и с женой. Зря я Дунечке гадостей наговорил. Опять обидел бабу. А она же самая лучшая из всех. Лежит сейчас рядом гордая, жизнь свою хочет за меня отдать», и не заметил, как сказал вслух: