Виктория Холт - Дочь обмана
— Вы… любите кого-нибудь? — спросил он.
Я все еще колебалась. Я не могла заставить себя заговорить о Родерике. Жерар сразу понял причину моего молчания.
— Простите, — сказал он, — я слишком любопытен. Забудьте о моем вопросе.
Он вернулся к работе над холстом, но немного спустя сказал:
— Сегодня ничего не получается. Не могу работать. Давайте погуляем по Латинскому кварталу, я еще не все вам здесь показал.
Я поняла. Мое настроение изменилось. Наверное, Родерик опять возник в моих мыслях, и моя безмятежность исчезла. Когда мы вышли на улицу и я погрузилась в атмосферу квартала, настроение немного улучшилось. В воздухе пахло свежевыпеченным хлебом, а из окон одного из домов слышались звуки концертино.
Жерар показал мне дом, в котором умер Расин, а затем мы пошли на площадь Фюрстенбур, где была мастерская Делакруа.
— Он умер совсем недавно, — сказал Жерар, — а его мастерская уже стала местом поклонения. Как вы думаете, наступит такой день, когда будут приходить в мою студию и говорить: «Здесь жил и работал Жерар дю Каррон?»
— Я уверена, что она станет святилищем, если вы сами очень захотите этого.
— Значит, вы верите, что у человека достаточно сил, чтобы управлять судьбой?
— Приходится бороться с обстоятельствами. Кто из нас знает, что принесет грядущий день? Но я действительно верю, что у каждого человека есть силы, чтобы преодолеть превратности судьбы.
Мы подошли к кафе, где под ярко раскрашенными тентами были расставлены столики.
— Хотите перекусить? — спросил он. — Вижу, что нет. Тогда давайте просто посидим здесь. Мне нравится наблюдать за прохожими, это успокаивает.
Мы сели за столик, заказали кофе и стали наблюдать за прохожими.
— Вы хотели бы написать кого-нибудь из этих людей?
— Большинство. Хотя у некоторых на лице чересчур ясно написано, что они собой представляют. Я ищу лица с печатью таинственности.
Мы купили немного паштета и вернулись в мастерскую. Жерар достал бутылку белого вина и, усевшись на кушетке, мы выпили по бокалу, закусывая вино паштетом.
— По-моему, — сказал Жерар, — у вас начинает появляться вкус к богемной жизни.
— Может быть, я рождена для такой жизни.
— Возможно, и так. Поэтому она вам и нравится. Мою мать, например, шокирует мой образ жизни. Она не может понять, почему я не возвращаюсь в Серый дом.
Немного помолчав, он заметил:
— Теперь вы чуть-чуть повеселели.
— Это вы меня развеселили.
— Значит, наша небольшая увеселительная прогулка была как раз тем, что надо.
— Да. И я думаю, мне не стоит скрывать от вас правду.
И я рассказала ему все, в том числе и о Родерике.
Слушая печальную историю моей жизни, Жерар смотрел на меня с изумлением. Когда я смолкла, он придвинулся ближе и обнял меня.
— Моя бедная Ноэль, как вы страдали! — сказал он.
— Мне не хотелось ни с кем говорить об этом, — призналась я.
— Но вы правильно сделали, что рассказали мне. Я вас понимаю. Вы ведь знаете, я потерял жену.
Неожиданно он встал и подошел к окну. Затем обернулся ко мне и сказал:
— Освещение все еще хорошее. Я мог бы еще немного поработать.
И вот наступил день, когда портрет был закончен. Было грустно думать, что и этот период в моей жизни подошел к концу. Не будет больше сеансов, задушевных бесед, предлогов для того, чтобы приходить в мастерскую каждый день. Несомненно, это было замечательное время.
Я внимательно разглядывала портрет, а Жерар с некоторым волнением наблюдал за мной.
Я понимала, что портрет хорош. Конечно, я не такая красавица, как Марианна, но в портрете было что-то, приковывающее взгляд. Это было лицо молодой женщины, достаточно невинное, но в глазах чувствовалась некая затаенная печаль.
Я сказала:
— Очень верно подмечено.
— Вам нравится?
— Я думаю, он выдает кое-какие тайны.
— Которые вы предпочли бы скрыть?
— Возможно.
— Но это — вы, — сказала он. — Каждый раз, когда я смотрю на него, я чувствую ваше присутствие.
— Что ж, наверно, портрет и должен быть таким.
Вошел Ларс Петерсен.
— Сгораю от нетерпения, — сказал он. — Где шедевр?
Он подошел к мольберту и встал перед ним, широко расставив ноги. Каждый раз, входя в комнату, он, казалось, заполнял ее всю.
— Хороший портрет, — объявил он. — Это большая удача, Жерар.
— Ты так считаешь?
— Давай посмотрим. В портрете есть глубина. Кроме того, это портрет красивой девушки. А ничто так не ласкает глаз, как женская красота.
— Здесь дело не в красоте, — сказала я. — Портрет интересный.
— Дорогая мадемуазель Тремастон, смею утверждать, что художник знает лучше. Это — портрет красивой девушки. Продолжим. Где шампанское? Мы должны выпить за успех нашего гения. Прошу извинить, я сейчас вернусь.
И он исчез через дверь, ведущую на крышу.
— Ему нравится портрет, — сказал Жерар. — Я сразу это понял.
Ларс Петерсен вернулся с бутылкой шампанского.
— Бокалы! — скомандовал он.
Я принесла бокалы. Ларс открыл бутылку и разлил шампанское.
— Это здорово! Здорово! — воскликнул он. — Жерар, за успех! Ноэль положит начало твоей карьере, так же как Марианна — моей. Может быть, не такой блестящей, но все же.
Он расхохотался. Я не знала, что упоминание Марианны повлияет на Жерара, но он просто пил вино и глаза его блестели. Ларс убедил его, что портрет удался.
Анжель и Робер согласились с этим вердиктом и завели разговор о выставке. У Жерара уже собралось достаточно картин, которые он считал достойными показа на выставке, и начались дискуссии о том, как ее организовать.
Мы оставались в Париже, и я продолжала часто заходить в мастерскую. Я помогала Жерару выбирать картины для выставки.
Мадам Гарнье еще больше выросла в собственных глазах, поскольку ее портрет тоже был отобран для выставки. Мы выбрали также несколько сельских пейзажей, а также виды Парижа, однако наиболее сильной стороной творчества Жерара были портреты, и они преобладали.
Анжель и Робер тоже участвовали в общей суматохе подготовки к выставке. Анжель сообщила, что Мари-Кристин все время спрашивает, когда я вернусь.
— Мы все, конечно, приедем на выставку, — сказала Анжель, и я поняла, что скоро нам придется покинуть Париж. Но ведь будут и другие поездки? Остается с нетерпением ждать их.
Открытие выставки назначили на сентябрь, и я вдруг поняла, что прошло уже почти шесть месяцев с тех пор, как я приехала во Францию.
Я возвратилась с Анжель в Серый дом, где меня встретила упреками Мари-Кристин.
