Мишель Моран - Нефертари. Царица египетская
— Вы жаждете крови еретички! — крикнул фараон сквозь бурю. — Я говорю вам: здесь нет вероотступников!
Снизу раздались злобные протестующие крики.
— Я — отец умершего царевича Я желаю иметь наследника больше, чем кто-либо другой. И если я сам вышел сюда и говорю, что не было никакого колдовства, — вы должны мне верить!
По толпе пробежал беспокойный ропот. Рамсес продолжил:
— Перед вами — та, кого вы называете еретичкой и безбожницей, царевна Нефертари. Неужели она похожа на женщину, которая занимается ворожбой? Неужели она похожа на безбожницу?
— Она похожа на Нефертити! — крикнул какой-то старик.
Люди стали поднимать факелы повыше, стараясь меня разглядеть. Толпа сильнее нажала на ворота. Рамсес держал меня за руку и не двигался с места. Снова раздались крики «Безбожница!», и Рамсес заговорил с такой яростью, что его, наверное, слышали в городе.
— Кто здесь думает, что фараон взял в жены безбожницу? Кто думает, что сын фараона-завоевателя решился навлечь на себя гнев богов?
Это было умно: никто не посмеет обвинить самого фараона в непочтении к богам. Злобные крики стихли, и Рамсес повернулся ко мне.
— Это так! — крикнула я. — Я — племянница Отступницы! Но вы же не отвечаете за грехи своих дедов, так почему должна отвечать я? Кто из вас выбирал себе акху? Если бы мы могли выбирать, все родились бы в царской семье!
По толпе пробежал удивленный ропот, и рука Рамсеса, державшая мою, слегка ослабла.
— Каждый отвечает за себя! — продолжала я. — Если бы после нашей смерти Осирис взвешивал вместе с нашими сердцами сердца наших акху, кто из нас попал бы в загробный мир?
Рамсес взирал на меня с изумлением. За воротами наступила тишина, как будто никто не двигался, никто не дышал.
— Возвращайтесь домой! — крикнул Рамсес. — И не мешайте нам скорбеть.
Людское море внизу постепенно растворялось. Толпа расходилась медленно. Некоторые женщины еще выкрикивали угрозы, другие обещали, что вернутся, но прямая опасность миновала. Через несколько минут Рамсес повернулся ко мне.
Во дворце он прислонился к стене и закрыл глаза.
— Прости мне мои сомнения, — прошептал он.
— Я все понимаю.
Но в глубине души я знала: когда-нибудь Исет убедит его, что я и вправду безбожница, и, как бы я ни старалась, мне не удастся доказать обратное.
Глава четырнадцатая
ДРУГАЯ ЖИЗНЬ ВЗАМЕН
Следующие две ночи Рамсес не приходил, но в окружавшей меня тьме забрезжил свет. На второй день месяца пахона мое тело подтвердило надежды, которые Мерит питала уже целый месяц. Я сообщила об этом Уосерит и Пасеру, а няня, услышав новость, на радостях издала такой вопль, что Тефер в ужасе скатился с кровати.
— Беременна? — кричала она. — Нужно сказать фараону Рамсесу! Как только он узнает…
— Вспомнит царевича Акори и подумает, что Исет была права.
Мерит отшатнулась.
— Никогда так не говори!
— Она обвинила меня в том, что я похитила ка ее ребенка, а теперь я жду собственного.
— Фараону такое и в голову не придет! Исет — глупая и суеверная. Нужно сообщить ему новость.
— Если он придет.
— Придет, госпожа, дай только срок.
Прошло еще четыре дня, а на пятую ночь, когда стало ясно, что он не придет, я разрыдалась в подушку, изливая свои горести белому полотну. Мерит гладила меня по голове.
Я плакала не просто от одиночества. Над Малькатой темной пеленой висела скорбь. Рамсес каждое утро бывал в тронном зале, но никогда не смеялся, и, даже когда ему сообщили, что устройство, созданное Пенра, отлично работает, лицо его не потеряло угрюмого выражения. Придворные в Большом зале смотрели на меня косо, и сама Уосерит со мной почти не разговаривала. Мне очень хотелось рассказать Рамсесу о своей беременности, но жрица взяла с меня слово, что я ничего ему не скажу, пока он не придет ко мне сам.
Он пришел на седьмой день месяца пахона, на рассвете. Рамсес присел на краешек моей постели; я обняла его и увидела у него на лице слезы. Казалось, кто-то отнял у него всю жизнерадостность, весь задор.
— Жрецы говорят, что такова воля богов, — прошептал Рамсес. — Неужели боги хотели, чтобы Анубис забрал дитя фараона, его первенца?
Он снял немес, и я гладила его по голове.
— Я этого тоже не понимаю, — сказала я. — Но, быть может, когда боги увидели, как ты скорбишь, они решили дать тебе взамен другое дитя?
Я положила его руку себе на живот, и у Рамсеса перехватило дыхание.
— Ребенок?
Я тихонько улыбнулась.
— Да.
Рамсес сжал мои руки в своих.
— Амон нас не оставил! — вскричал он. — У нас ребенок, Неферт! Другое дитя! — Не переставая повторять эти слова, Рамсес притянул меня к себе и посмотрел мне в глаза. — В тот день, на балконе…
— Какие пустяки! — быстро перебила я.
— По-настоящему я все равно не думал…
Я прижала палец к его губам.
— Знаю, — солгала я. — Это все крестьянские суеверия.
— Да. Родители у Исет были люди суеверные. А потеряв Акори, она совсем обезумела, — признал Рамсес. — Я обещал построить в Фивах усыпальницу для царевича — для всех нас, но ей все мало. Даже цветы у ворот ее не утешают.
— Что? Какие цветы?
Рамсес отвел взгляд. Я отодвинула длинную льняную занавеску и увидела, сколько цветов нанесли женщины к дворцу: тяжелые бронзовые ворота были увиты цветами, а за ними, сколько хватало глаз, лежали лилии — символ возрождения.
— Как же они ее любят, — прошептала я, надеясь, что Рамсес не заметит, как меня это расстроило.
— Тебя тоже полюбят, — пообещал Рамсес. — Ты станешь матерью старшего царевича.
Рамсес шагнул к двери в комнату няни, позвал ее и приказал сообщить всем радостную весть.
В тот день мы принимали просителей. В тронный зал я вошла вместе с Рамсесом; сановники смотрели на нас, но обрадовался мне только Пасер. Все уже знали, что я жду ребенка. Исет сидела на своем троне. «Видно, — подумала я, — Хенуттауи велела ей прийти». Лицо у Исет вытянулось, глаза ввалились; она, не отрываясь, смотрела в одну точку у себя под ногами.
— Исет! — Рамсес ласково взял ее за руку. — Зачем ты пришла? Ты хорошо отдохнула?
— Как я могу отдыхать, — вяло произнесла она, — когда кто-то украл жизнь у нашего сына. Повитухи сказали, что он был такой здоровенький, закричал сразу, как только появился на свет.
Рамсес взглянул на меня.
— Но родильный покой защищают Таурт и Бес…
— Разве они могут защитить от черного глаза? — вскричала Исет, и игравшие в сенет старики испуганно завертели головами. — Разве могут они помешать злым чарам, похитившим ка царевича? Есть только одна женщина, которой захотелось бы забрать душу нашего ребенка!
