Элизабет Бикон - Охота на герцогиню
Джессика понимала, что глупо продолжать идти в неизвестность, но не смогла заставить себя остановиться. Она достигла опушки каштановой рощи и направилась сквозь нее вниз, ощупывая палкой неровности склона под ногами. В низине впереди обозначился круг дубовых деревьев, и она устало вздохнула. Если ей удастся без приключений добраться туда, она окажется позади беседки, что у озера. Пожалуй, можно будет тихо посидеть там и прийти в себя после такой одиссеи, а затем отправиться назад.
Джессика корила себя за непроходимую тупость и тихо кралась к намеченной цели. Она приостановилась под кроной первого дуба и прислушалась к жуткой тишине. Казалось, все живое настороженно замерло, ловя малейшие шорохи неподвижной ночи. Она представила, как бродит по парку рука об руку с любимым. Если бы Джек смог ответить на ее любовь, каждый их шаг стал бы восторгом, каждый шепот и поцелуй — головокружительным наслаждением.
Но сейчас она здесь одна, точно лунатик, и пламенно надеется, что Джек ушел далеко вперед и ему невдомек, как она прыгает в темноте, а призрачные тени гонятся за ней по пятам. Смешно, как она сможет защитить такого крепкого, сильного мужчину? Серые тени кривлялись и стыдили эту идиотку, решившую немедленно броситься вслед за ним. Что ж, она отдохнет в беседке, вернется в дом, доберется до своей постельки и забудет, что когда-то кралась за Джеком по его поместью в полночь.
Глава 10
Джек заставил себя прекратить мерить шагами сумрачный Греческий павильон у озера и уселся на одну из французских банкеток. Тетушка повелела поставить здесь chaises в утешение усердным путникам, отважившимся отойти довольно далеко от дома. Он молча проклинал изощренных шутников, выманивших его сюда, словно им больше нечем развлечься. Он так устал сегодня, увиливая от бойких невест, а затем опрометчиво убеждая Джесс в разумности брака, — пора бы отдохнуть и самому.
Тянулись минуты, и все меньше верилось, что появится герой, затеявший эту ночную охоту на ведьм. Что ж, нет худа без добра, по крайней мере, он просто полюбуется полнолунной летней ночью, а это зрелище так прелестно, что надо не проклинать плута, обманувшего его надежды найти Рича в добром здравии, но возблагодарить. Правда, безмятежным отдыхом такую прогулку не назовешь, и он подавил готовое сорваться с языка богохульство на случай, если его все же подслушивают.
Он всякий раз загорался при одной только мысли о своей заблаговременно нареченной герцогине, от которой недавно едва оторвался, теплой и сонной в его объятиях, готовой на скоропалительное безрассудство, несмотря на ее упрямое нежелание обвенчаться с ним. Почему он не подумал о том раньше? Да потому, что она умела не лезть ему на глаза, оставаясь рядом! Именно так он предпочел толковать неприятную до дурноты идею о том, что она попросту избегала его в свете. Чем он, безалаберный юнец, мог так настроить ее против себя? Он порылся в памяти, затем сжал кулаки и подавил в себе острое желание все забить к дьяволу.
Он на четыре года старше и мудрее и может припомнить, как настойчиво тетя Мелисса советовала ему вывести Джессику на ее первый бал. А он неохотно оторвался от своих заумных надуманных увлечений и соизволил недовольно ворчать, снисходя до милой бедняжки. Она, помнится, держалась весьма независимо, восходя на свою Голгофу, и не желала принимать его помощь, дабы не уронить своего достоинства перед высоким собранием, но он, разумеется, поддерживал ее, несмотря ни на что.
В двадцать два он был тщеславным ослом, уверенным, что одно его присутствие надежно зарекомендует ее при дворе и сам удалой принц Уэльский не смог бы лучше вывести ее в свет. Он даже привлек всеобщее внимание к ее поврежденной лодыжке, бездумно требуя, чтобы она отдала ему свой первый танец. Его передернуло при этом воспоминании. Тогда он был слишком напыщен и самодоволен, чтобы терзаться своей бестактностью, неудивительно, если Джессике теперь трудно представить его своим мужем.
Джессика, должно быть, кожей чувствовала каждый жалостливый взгляд и поясняющий шепоток: дескать, вот самая последняя Золушка, которую леди Пэндл никогда не пристроить в приличную семью, ей остается разве что посыпать пеплом свою голову. Джек не уставал проклинать себя за недомыслие. Ясно же, такие комментарии остро ранили гордость девушки. Он отвлекся от горестных картин прошлого и вспомнил свое недавнее потрясение, когда Джессика вышла из кареты, явно устав от путешествия в столь нежеланное ей поместье, и внезапно весь свет для него сошелся клином на ней.
«Эврика! Ты понял ее, наконец», — уведомил внутренний голос, несравненно более мудрый, чем простак Джулиус Генри Фредерик Джордж Дестигни Сиборн. Если она и не обвенчается с ним, он последует за ней в заповедную сельскую глушь и будет обивать порог ее скита, пока она не согласится стать хотя бы его любовницей, если ей непременно надо начать совместную жизнь со скандала.
Он погрузился в думы о приятнейших способах убеждения Джессики в том, что она — его единственная избранница. При этом он так старался не впасть в сентиментальность и не сознаться в вечной к ней любви, что слабый шорох чьих-то близких шагов остался им незамеченным. Он осознал, что уже не один, только когда на дорожке лунного света возникла тень, проникшая в стилизованный Греческий павильон, и полумрак заметался по стенам, давая понять: загадочное послание — вовсе не иллюзия.
— Весьма рад, что вы смогли прийти, — насмешливо пробормотал незнакомец, судя по выговору вполне образованный джентльмен.
Джек, к своему удивлению, припомнил этот голос.
— За каким дьяволом вас принесло сюда, Фортин? — сурово отозвался он.
— У меня свои интересы, — послышался ответ, и Джек пожалел, что этот отъявленный плут прячется в тени, боясь предстать перед ним лицом к лицу, как подобает джентльмену и прирожденному лорду.
Он вспомнил, что старый знакомец унаследовал семейный титул. Да, обоим джентльменам придется держать себя в руках.
— Не думаю, что лицезрел вас после того, как вы вернулись из Индии, чтобы заступить на место вашего кузена, — сказал Джек. — Вас можно поздравить, милорд?
— Не надо, если желаете сохранить вашу благородную голову на своих светлейших плечах.
— Знаете, Алекс, рубить сплеча не пристало лорду, а вы теперь носите титул и тем не менее первым бросили в меня камень.
— Желаете есть меня своими рыбьими глазами — валяйте, Деттингем, а я не притворяюсь, — жестко бросил Александр Фортин, ныне граф Калверкоум.
В его голосе не было никаких теплых ноток, напоминающих о старой дружбе, и Джек гадал, отчего он намекает на то прошлое лишь раздраженным ворчанием, впрочем, он уже несколько лет не виделся с Алексом Фортином, хотя раньше, помнится, никогда и ничем не обидел его. Джек знал только, что Фортин завербовался в армию к сэру Артуру Уэлсли и уехал в Индию. И если его комиссовали, значит, были на то причины. Теперь же новоиспеченный граф, если верить недовольным соседям, слишком занят своими пришедшими в упадок поместьями и потому пренебрегает высшим обществом, да и вообще ему нет ни до кого дела.
