Мэри Гилганнон - Мечта Дракона
– Возможно. – Мэлгон поднялся. – Если ты не держишь на него зла, то я тоже попытаюсь простить его. – Он направился к двери. – Скоро вернусь, только отдам распоряжения, чтобы все приготовили. А тебе надо поспать. Я уверен, что Бэйлин будет готов уже на рассвете.
– А ты... Разве не едешь с нами?
Мэлгон покачал головой:
– Я не могу бросить Гвинедд без защиты, особенно теперь, едва отвоевав его. С тобой отправляются Гавран и его дружина, а Бэйлин с Элвином доставят тебя домой. С ними ты будешь в безопасности.
Король вышел, а Рианнон снова разделась и зарылась в меха и одеяла, чтобы поскорее согреться в остывшей кровати. Она уставилась и темный потолок. Мэлгон не собирается бросать ее, посмотри па то, что имеет для этого все основания. Трудно поверить, что ему действительно приятно иметь такую жену, но это правда.
Рианнон в задумчивости прикусила губу. Опасная вещь – все эти радужные надежды на будущее, но она ничего не могла с собой поделать.
Несмотря на поздний час, большинство дружинников Мэлгона не расходились и беседовали возле очага в большом зале. Там он и застал их, когда вернулся отдавать распоряжения.
– Ну что? – спросил Бэйлин, быстро глянув на короля. – Она едет?
Мэлгон страдальчески поморщился:
– Да. Как ни трудно это понять, Рианнон, кажется, очень переживает за Фердика.
– Но ведь он ее отец, – заметил Гарет.
– Ты прав. И, по-видимому, она еще не вполне осознала свое горе. Так или иначе, нам предстоит узнать, кто станет преемником Фердика на престоле. Я заметил, что здесь был Гавран. Он не предполагал, кто бы мог занять место его короля?
Бэйлин медленно покачал головой.
– Он лишь заметил, что сыновья Фердика еще настолько молоды, что о них рано и думать, а братья... Их несколько, хотя ни один не жил в лагере. Так что Гавран и сам теряется в догадках.
– Проклятие! – Мэлгон развернулся и принялся мерить шагами комнату. – Меньше всего я ожидал, что Фердик подведет меня таким дурацким образом!
Бэйлин вновь подал голос:
– Ты считаешь, что наш союз расторгнут?
– Не знаю. Все теперь зависит от наследника.
– А что будет с Рианнон? – тихо и осторожно спросил Рис.
Мэлгон обернулся к нему и холодно молвил:
– Если ты думаешь, что я отрекусь от своей жены только потому, что наш брак больше невыгоден, ты глубоко заблуждаешься. Смерть Фердика ничего здесь не изменит. Возможно, в свое время я женился на Рианнон только из-за ее приданого в виде бригантского войска, но зато теперь, когда она стала моей, я намерен оставить все как есть. Хватит уже укладывать ко мне в постель женщин по политическим соображениям.
– Господи Иисусе! – радостно воскликнул Бэйлин. – А ведь это хорошие новости! Я уж боялся, что после смерти Авроры ты никогда не заинтересуешься слабым полом.
Мэлгон загремел не хуже настоящего небесного грома:
– А ты, Бэйлин, если хочешь завтра выехать на рассвете, лучше бы отправлялся спать!
– Думаешь, мы поспеем вовремя? – спросил Элвин, наблюдая, как все остальные удаляются восвояси.
– Хочешь сказать, до того как Фердик испустит дух? – Мэлгон с сомнением покачал головой. – Ума не приложу. Он еще крепкий и довольно молодой – если и впрямь хочет повидать дочку, прежде чем уйти в мир иной, то еще недельку-другую продержится.
Путешествие в Манау-Готодин обратилось омерзительнейшей прогулкой по холодной осенней сырости, под дождями. Даже выросшая в северных краях Рианнон страдала от жестокого горного ветра и леденящих туманов, поднимавшихся из болотистых низин. Скорость продвижения еще более снижалась из-за отряда бригантских пехотинцев. В конце концов, опасаясь, как бы Фердик не умер прежде, чем они доберутся до Катрайта, Рианнон с сопровождавшими ее всадниками ускакала вперед.
В первые несколько ночей королева спала в одной палатке с Энид – рабыней-ирландкой, которая на время этого путешествия заменила не умевшую ездить верхом Таффи. Обе женщины каждое утро просыпались настолько замерзшими и измученными, что Элвин и Бэйлин в конце концов забыли о скромности и приличиях и вызвались ночевать в одной палатке со служанкой и женой короля. Согретые двумя мужскими телами, женщины наконец сумели как следует выспаться.
Чем ближе подъезжали они к Манау-Готодин, тем сильнее волновалась Рианнон, думая о предстоящем свидании с умирающим отцом. Казалось очень странным, что именно теперь он захотел видеть дочь, которую попросту не замечал в течение всей жизни. Она догадывалась, что Фердик хочет сказать ей о чем-то очень важном, и со страхом задавалась вопросом: что бы это могло быть? Но не боязливое любопытство, а лишь чувство ответственности перед умирающим отцом не позволяло ей остановиться и приказать поворачивать обратно.
Наконец всадники добрались до густых лесов Манау-Готодин. Эти поляны и ручьи, даже наполовину замерзшие, покрытые серебряным льдом и инеем, пробудили давние воспоминания. Вот здесь осенью были целые россыпи ягод – однажды они с Будой собирали в этом месте лесной урожай. А за холмом стояла священная рощица, где в ту страшную ночь ею овладел Алевенон. При мысли об этом она поежилась, но, к своему удивлению, не почувствовала прежней душевной боли, – то ли время, то ли терпеливая нежность Мэлгона залечила ее раны.
Уже поздним вечером кортеж добрался до долины, где обычно стоял зимним лагерем Фердик. В серых печальных сумерках никто не заметил приезжих, пока они почти вплотную не приблизились к низкому земляному валу, окружавшему ветхие постройки. Несколько дружинников короля вышли, чтобы приветствовать их и провести в лагерь. Бриганты кивнули Рианнон и обменялись вежливыми официальными приветствиями с Бэйлином и Элвином, однако тем и ограничились.
Сдержанные приветствия воинов ничего не сказали дочери Фердика о положении отца, но одного взгляда на Нарану было достаточно, чтобы понять, что король действительно при смерти. Глаза мачехи покраснели от слез, а массивная нижняя челюсть дрожала. Не говоря ни слова, она твердо взяла Рианнон за руку и проводила в хижину, где лежал Фердик.
После леденящего осеннего холода, здесь казалось душно – воняло гниющей прелой плотью. Фердик лежал у огня на подстилке из овечьих шкур, и когда Рианнон приблизилась, то отчетливо увидела в свете пламени лицо отца. Хотя она и готовилась к самому худшему, но все же тихонько охнула от неожиданности. Могло ли это жалкое существо быть тем человеком, который внушал ей, да и не только ей одной, благоговейный страх и трепет? Король бригантов мало походил на человека – скорее, на серую, хрипло дышащую тень.
– Отец?
Фордик обратил к ней глаза, и Рианнон почувствовала, что по щекам ее заструились слезы жалости. Он всегда был худощавым, но теперь обтянутые прозрачной кожей кости черепа выпирали наружу, а бирюзовые глаза горели лихорадочным предсмертным огнем. С этой зловещей маской на лице и с горящим взглядом Фердик напоминал рысь, загнанную в западню, но все еще отчаянно сопротивляющуюся, готовую из последних сил бороться с неумолимым врагом. Но едва ли это героическое сопротивление имело смысл, подумалось Рианнон, и сердце у нее защемило. Тот грозный соперник, что так долго бился с ним и теперь в ожидании добычи кружил возле смердящего ложа, – то была сама Смерть, и она в конце концов дождется своего часа.
