Лаура Паркер - Жар твоих объятий (Отвергнутая)
Эдуардо понял причину ее колебаний и, повернувшись, медленно ушел в темноту террасы.
— Закройте глаза, menina, и слушайте. Слушайте до тех пор, пока не почувствуете, что ваши ноги хотят двигаться.
Филаделфия, повинуясь, закрыла глаза и постаралась отдаться музыке.
Он продолжал играть, а она слушала мелодию, но мыслями была далеко отсюда. Она думала о том, что стоит в темноте наедине с мужчиной в одной ночной рубашке и пеньюаре, вместо того чтобы лежать в постели, укрывшись одеялом. Она думала о том, что если бы его игра на гитаре не была такой завораживающей, она бы не стояла здесь, чувствуя себя круглой дурой. И однако, несмотря на смущение и неуверенность в себе, она продолжала оставаться на террасе.
Его пальцы перебирали струны, они, казалось, шевелили ее юбку, подобно тому как легкий ветерок рябит гладь озера. Потоки музыки окутывали ее, заставляя двигаться, и она неуверенно начала покачиваться, как качается цветок на тонком стебельке. Внезапно она почувствовала себя в безопасности, а вместе с ней пришла и уверенность. Уловив ритм, она сделала несколько робких шажков.
Со сладким чувством одержанной победы Эдуардо наблюдал за ней. «Да! — думал он. — Вот так. Двигайся как хочешь, menina. Твои ноги почувствовали музыку. Тебе не надо смотреть на них, они все сделают сами».
— А сейчас, menina, — раздался из темноты его голос, — поднимите руки. Ощутите музыку всем своим телом.
Филаделфия улыбнулась от удовольствия и стала медленно покачиваться; скоро ее руки и ноги пришли в совместное слаженное движение. Музыка возвысила ее и раскрепостила. Она начала танцевать в такт убыстряющимся звукам гитары.
С последними аккордами, Эдуардо направился к ней, надеясь, что не спугнет ее, но с твердым намерением сделать одну вещь. Когда музыка умолкла, она резко остановилась, чуть не столкнувшись с ним, глаза ее были закрыты, а на лице играла таинственная улыбка. Он быстро протянул руку и вынул черепаховые шпильки из ее волос, распустив тем самым небрежный узел у нее на затылке.
Вздрогнув, Филаделфия открыла глаза и встретилась с ласковым взглядом его черных глаз. На какое-то мгновение ей показалось, что он поцелует ее, и она надеялась на это, но на его губах играла нежная улыбка, отчего ямочки на щеках стали заметнее.
— Ты женщина, — сказал он по-португальски. — Ты чувствуешь, как надо танцевать.
И хотя она не поняла его слов, но почувствовала, что он доволен ею, и эта похвала придала ей мужества.
Решив больше не принуждать ее, Эдуардо отступил назад и сразу заиграл новую мелодию.
— Не хотите потанцевать, сеньорита? — спросил он с легким поклоном.
Он показал простой рисунок танца, и Филаделфия повторила его, споткнувшись только раз. Когда он ободряюще улыбнулся ей, то она расценила это как подарок, более дорогой, чем жемчуг. Он продолжил танец, и она повторяла все его движения, поворачиваясь, когда поворачивался он, кружась и извиваясь, когда кружился и извивался он.
Как только он поворачивался к ней спиной, она с любопытством рассматривала его. Она никогда еще не видела, чтобы мужчина двигался с такой неподражаемой грацией. Модные брюки плотно облегали его ягодицы, твердые и крепкие.
Не в состоянии отвести от него взгляд, она завороженно наблюдала, как он легко водит пальцами по струнам, держа гитару, словно женщину. Он касался Филаделфии своим телом, ускоряя ритм танца, пробуждая тем самым ее к жизни, разжигая, давая ей возможность испытать неведомое ранее чувство. Незаметно для себя она стала двигать бедрами одновременно с ним, словно ее тело понимало, что этот интимный ритм не только часть танца, но предназначен именно ей и требует от нее ответа. В это время он повернулся, поймал ее восхищенный взгляд, который тотчас же сменился смущением. Она вспыхнула, а во рту у нее пересохло.
— Как быстро вы освоили ритмы моей родины, — сказал он, смеясь. — Возможно, однажды я увезу вас туда. А пока мы будем наслаждаться музыкой и танцами. Не надо колебаться, menina, а то потом будете горько сожалеть.
Едва он заиграл, Филаделфия снова закрыла глаза, пытаясь уловить ритм. От его прикосновений тепло волнами разливалось по всему ее телу.
Пораженная этим новым ощущением, Филаделфия открыла глаза. Он улыбался ей, и эта улыбка была красноречивее любых слов. В другое время и в другом месте она бы устыдилась своей несдержанности. Но была ночь, и они были одни. Ночная тьма защищала их от любопытных и даже завистливых взглядов. И она продолжала танцевать под его музыку.
Он играл и играл, одна мелодия сменяла другую, и от каждой она получала огромное удовольствие. Она кружилась и извивалась, вся отдавшись танцу, пока ее лоб не покрылся испариной, пока не собралась влага в ложбинке между грудями, а он все не отпускал ее. Ускоряя ритм, он перешел к быстрому сапатеадо. Его пальцы отбивали такт по корпусу гитары, каблуки отстукивали стаккато па кирпичном полу террасы.
Филаделфия сняла с себя пеньюар и бросила его на пол. Она вздохнула от удовольствия, когда ночной ветерок остудил ее плечи, руки и груди, видневшиеся в вырезе ночной рубашки. Затем, подхватив подол, чтобы он не пугался в ногах, она продолжала кружиться.
— Muito bonito, — пробормотал он, одобрительно поглядывая на ее колени и красивые округлые икры.
Как только он замедлил темп и перешел на танго, она перестала смотреть на его пальцы, перебиравшие струны.
Ей стало казаться, что она чувствует их на своем теле. Они слегка касались ее грудей, живота, бедер, и их прикосновение отзывалось в ней сладкой дрожью. Она двигалась так, как того желал он, в опасном, соблазнительном темпе. Когда он пел, ее бросало в жар, и ей хотелось слиться с ним воедино и разделить то сладострастие, которое он вызывал в ней с такой потрясающей легкостью.
Эдуардо со все возрастающим желанием наблюдал за ней и видел, что она полностью отдалась музыке. Ее глаза сияли, губы раскрылись, дыхание было учащенным, кожа блестела от выступившего пота, волосы рассыпались по плечам и спине, отражая игру светотени. Она уже не была мисс Филаделфия Хант, молодая светская леди, носившая элегантные платья и украшавшая свои волосы венками из фиалок. Сейчас она была для него простой юной девушкой, танцевавшей под звездами, и казалась как никогда прекрасной.
Он понял, что любит ее, что полюбил с того самого момента, когда впервые с ней встретился. Осознание этого факта испугало его. Он всегда считал, что если мужчина безумно любит женщину и с обожанием смотрит на нее, то on совершает смертный грех. С одной стороны, ему хотелось удовлетворить свое желание, с другой — чтобы это желание никогда не возникало.
«Пользуйся моментом, — подсказывал ему внутренний голос. — Завтра может быть поздно».
