Лариса Черногорец - Не любите меня! Господа!
— Ну как ты? — Истомин, склонив голову набок, глядел в глаза Юлии.
— Как видишь, счастлива, а ты?
— У меня всё хорошо. Дети растут, а это главная радость. Ты жалеешь, хотя бы изредка, что у нас с тобой так все случилось?
— Ты знаешь, я просто с ума схожу от любви к своему мужу. Мы столько пережили вместе… Я хочу тебе вернуть кое что.
— И что же?
Юлия сняла с пальца кольцо:
— Помнишь, ты подарил его в знак нашей любви тогда, много лет назад. Я хранила его долгие годы и теперь хочу вернуть его.
— Но оно твоё!
— Прошу тебя, прими его обратно! — она надела его Истомину на мизинец, — я правда больше не вправе даже просто хранить его.
— Простите, разрешите. — Юсупов подошел, поклонившись, — разрешите украсть у вас мою супругу.
Юлия улыбнулась и закружилась в танце с Ильей.
— А ты по-прежнему ведешь в танце как бог…И по-прежнему ревнуешь!
— Ну не преувеличивай. Как ты думаешь, зачем я тебя украл? — он потянул её на веранду.
— Я думала ты хочешь со мной танцевать.
— Я хочу с тобой целоваться. И еще я не хочу, чтобы ты танцевала с другими.
— Ну, признайся, ведь ревнуешь! Ревнуешь?
— Ревную, ревную до смерти …
Он подхватил жену на руки и понес вверх по лестнице в сторону спальни.
— К черту бал и гостей. К черту фейерверк. Я люблю тебя, слышишь…Люблю.
* * *Осенняя листва на кладбище Сен-Жермен закружилась, подхваченная ветерком. Стройная пожилая дама под руку с высоким господином с палочкой вошли на кладбищенскую аллейку.
— Ну что, ма шери, к тебе или ко мне? — пожилой господин бережно поддерживал даму под руку.
— Давай к моим, все таки ближе.
Они подошли к погосту, на котором крупными буквами было выбито "Ussoupov Ilia Ivanovich".
Пожилая дама опустилась на колени и заплакала.
Юленька, ну не плачь, что делать все там будем…
— Уже год, как тебя со мной нет, мой дорогой, как мне горько без тебя.
Гришенька ведет твою клинику. Практика у него большая, оперирует… как ты… Внучка у тебя родилась, вторая, назвали Машенька, три месяца не дожил, чтобы её увидеть…
— Юленька, ну полно тебе, год уж прошел, вы ведь почти пятьдесят лет вместе прожили. Срок большой.
Юлия смела перчаткой листву с погоста и поцеловала холодный мрамор.
— Жди меня, мой хороший, я уже скоро…Ну ладно, — она повернулась к мужчине, — Андрей, пойдем теперь к тебе.
Они прошли в конец аллеи. Истомин молча поклонился могиле с надписью "Istomina Natalia Sergueevna".
Он наклонился к вазе, стоящей у надгробия и поставил в неё букет цветов.
— Вот так. Твои любимые. Я не забыл. Дети здоровы, внуки растут, мы тебя помним.
— Да, Андрей, — оба тихонько пошли к выходу, Юлия вытирала глаза от слез кружевным платком, — кто бы думал, что окажемся на чужбине в старости. Видно сама судьба свела нас с тобой в Париже, через столько лет. А может ты и был моей судьбой, и не было бы ничего другого. Если бы не эти испытания на нашу долю, может быть все сложилось бы иначе. В любом случае, я благодарна судьбе за Илью — он был лучшим. Самым лучшим, самым любимым. Я прожила счастливо эти пятьдесят лет. Я тоскую по отцу с матерью, не могу пойти на их могилы. Да! Родители там лежат, а мы будем лежать здесь.
— Нельзя было оставаться там. Ты же понимаешь, что творится на родине. Хорошо, что успели спастись от этой новой «власти советов».
— Юленька, — они вышли с кладбища и подошли к лотку с цветами. Андрей купил букет белых хризантем и протянул их Юлии. — Может быть нам жить вместе? Ведь еще полвека назад мы с тобой хотели пожениться, помнишь?
— Прошло столько лет…
— Все равно ближе друг друга у нас нет никого здесь. Дети выросли…
— …жизнь покажет, Андрей, жизнь покажет…
— Вот! — он достал из кармана потертую сафьяновую коробочку, — я до сих пор храню его! — он открыл коробочку и достал кольцо, — Помнишь?!
— Боже! Как давно это было!
Он надел кольцо на палец Юлии поверх перчатки:
— Прошу тебя, подумай над моим предложением. Мне так одиноко…
Две фигуры, сливаясь в одну, удалялись по аллее вдаль.
