София Нэш - Секреты скандальной невесты
— Ее светлость просила передать, что поднимется к вам. Когда голос горничной стих, Роуленд внес еду и несколько ведер с горячей водой.
— Откуда она знает, что ты здесь?
— Знает только Эйта. Я сказала ей, что хочу провести последнюю ночь здесь, поскольку Пимм… иногда стучится в мою дверь и приносит подарки. Это раздражает и нервирует меня.
Он покачал головой.
— Ты в самом деле не любишь подарки? Ты предаешь свой пол.
Элизабет улыбнулась. Платье, и рубашка находились вне пределов ее досягаемости, и она схватила большую белую льняную рубашку Роуленда и натянула ее на себя, пока он нес поднос к кровати.
— Эта рубашка хорошо смотрится на тебе, — пробормотал он.
— Когда я была маленькая, папа уезжал на войну, и я иногда тайком надевала на ночь его рубашку.
— Где ты жила? — Расставляя чашки и блюдца, он поднял голову.
— В Портсмуте. Меня отправили к тете. — Элизабет слегка поколебалась. — Мы с ней не очень ладили. Нельзя сказать, что я не заслуживала порицания. Моим лучшим другом был сын рыбака, который мечтал поступить в Королевский флот. Мы постоянно попадали в переделки, и я всегда была в немилости за то, что не дружу с детьми более благородного происхождения. — Она вздохнула.
Он улыбнулся, продолжая наливать в фарфоровую чашку молоко, а затем чай.
— И, стало быть, твой отец в один прекрасный день спас тебя от своей тиранки сестры?
— Нет. Он очень долгое время питал надежду на то, что я все же превращусь в благовоспитанную молодую леди. Мне было четырнадцать, когда меня отдали в школу в Хартфордшире, это был пансион.
— Значит, это там ты научилась травить джентльменов чаем и скакать словно привидение?
— Отчасти.
Он вскинул бровь.
— Я подружилась с кухаркой, немолодой женщиной из Франции, которая научила меня готовить, она охраняла меня от постоянных нотаций и наказаний директрисы. — Она поднесла дымящуюся чашку к губам и вдохнула приятный аромат. Это помогло ей произнести слова, которые она никогда не осмеливалась сказать раньше: — Именно школа стала тем местом, где я узнала, что леди из меня не выйдет.
Он ждал продолжения.
Элизабет поспешила заполнить паузу:
— Я поняла, что меня нельзя научить играть на музыкальных инструментах, петь, вышивать, рисовать. Я была не способна к математике. Единственное, чему я научилась, — это танцевать, ну и читать книги по истории, от которых я получала большое удовольствие, и…
— Да?
— И готические романы.
— Ну да, конечно, — сказал он, снова не в силах сдержать улыбку.
— В шестнадцать лет я решила убежать. Мой отец знал меня достаточно, чтобы понимать, что я выполню свое обещание.
— Умный мужчина.
Он как-то сумел не произнести банальностей, призванных ее успокоить, и это помогло Элизе понять, насколько пустяковыми были ее детские проблемы. Перед ней сейчас сидел человек, который перенес страшные испытания и страдания.
— Отец прекратил всякие попытки обуздать мою слишком уж буйную энергию, как говорила директриса, и позволил приехать к нему в Лондон. Когда началась война на Пиренейском полуострове и я настояла на том, чтобы отправиться с ним, он не слишком сопротивлялся.
— И сколько времени ты находилась с ним?
— Пять лет.
— Сколько тебе лет, Элизабет?
— Слишком много, чтобы охотно сообщать об этом. — Она неловко рассмеялась, затем взяла кусочек тоста и намазала его маслом, прежде чем, положить сверху порцию абрикосового джема. — Если разделишь со мной этот тост, то, возможно, сможешь выведать мой возраст.
Он быстро поднялся, чтобы встать у нее за спиной. Его щетина слегка царапнула кожу на ее шее. Она слишком поздно поняла его намерения.
— У меня есть другой метод узнать у тебя возраст, — прошептал он. Его пальцы оказались рядом с ее бедрами.
— Роуленд, — сказала она, — почему ты отказываешь себе во всем? — Она повернулась к нему.
Он опустил руки.
— Я не стану больше играть в эту игру, — сказала она. — Скажи, это как-то связано с Мэри?
Он вздрогнул.
— Кто сказал тебе о Мэри?
— Я слышала, ты во сне произносил ее имя. Я подумала, что ты видишь сон. Ты любил ее? Или она любила тебя? — Элизабет пыталась говорить как можно спокойнее, несмотря на участившееся сердцебиение.
— Да, — произнес он со вздохом. — Но я не заслужил ее преданности.
Элизабет ждала, испытывая от его признания нарастающую боль.
Его голос был настолько тих, что она едва разобрала его слова.
— Это моя сестра. Она была на два года младше меня.
— Твоя сестра? Но я думала, что у тебя были только братья.
— Элизабет, — сказал он, — довольно.
В глубинах его глаз чувствовалась такая боль, что она не смогла заставить его говорить.
— Мне двадцать восемь, — сказал она. — А тебе?
— Я слишком стар для тебя.
Она всегда полагала, что он гораздо старше ее. Определенно под сорок.
— Так сколько же?
— Тридцать восемь.
Она улыбнулась:
— Ты в расцвете жизни. — Она взяла забытый кусок тоста и осторожно поднесла к его рту.
С мучительным выражением на лице он откусил.
Она понимала, что он сделал это, чтобы остановить ее расспросы.
Она налила ему чаю и стала смотреть, как он его пьет. Он отмахнулся от ее предложения долить еще. В его глазах она прочитала желание.
— Сколько еще времени до того, как эта старая карга начнет тебя разыскивать?
— Она никогда не поднимается раньше полудня, — шепотом ответила Элизабет.
— Тогда у нас еще есть время.
— Для чего? — сдерживая дыхание, спросила она.
— Для твоей ванны. — Он кивнул в сторону медной ванны в углу и ведер с горячей водой, которые занес в комнату.
С появлением дневного света к Элизе вернулась робость и застенчивость, и она покраснела, когда он настоял на том, чтобы поухаживать за ней, помыть ей спину и плечи. Она выхватила из его рук тряпку, когда он попытался помыть ей груди.
Когда она поднялась из воды, он занял ее место и быстро намылил и потер свое крупное тело. Она собиралась одеться, но он оказался рядом и прижал к себе.
— Нет, — прошептал он. — Еще нет.
Она почти растворилась в его объятиях. Да, она питала надежду, но была уверена, что этого не произойдет.
Он отнял у нее полотенце, отбросил его и шепнул ей на ухо:
— Ты забыла про десерт. А ведь ты единственный человек, который настаивает на нем.
От этих соблазнительных слов она почувствовала трепет.
— Десерт?
— Земляничная глупышка, — пояснил он, и она почувствовала, что он улыбается.
— Что ты имеешь в виду? У нас нет заварного крема, есть только тарелка…
