Пэм Розенталь - Служанка и виконт
Да, через месяц, может быть, даже скорее.
Месье Коле дал Мари-Лор список вероятных нанимателей в Париже вместе с рекомендательным письмом. Ей оставалось лишь сложить вещи, забрать свои восемьдесят ливров, заплатить пятьдесят шесть из них за проезд в Париж, отослать уже написанное письмо Жилю — и вот она уже в дороге.
Это казалось таким счастливым, радостным концом.
Так почему же она не испытывала ни счастья, ни радости?
Почему, если не считать жизнерадостных писем, которые она писала Жозефу, Мари-Лор была так напряжена и раздражительна, беспокойна и испугана… Девушка была уверена в том, что произойдет что-то ужасное?
И это она, обычно такая терпеливая и жизнерадостная, это она уверяла Жозефа, что два месяца не такой уж долгий срок. Но он оказался прав. Время после его отъезда тянулось бесконечно, и Мари-Лор начала понимать, что своим подавленным и печальным видом она выделяется среди остальных слуг, наслаждавшихся отсутствием господ.
— Кот из дома — мыши в пляс, — заметила Бертранда шесть недель назад, когда вместе с Луизой и Мари-Лор смотрела, как семейная карета катится по подъемному мосту и затем исчезает за холмом.
Последовали объятия, улыбки и непристойные шутки. Николя и месье Коле, сблизив головы, о чем-то советовались, и Николя произвел некоторые расчеты относительно того, какое разумное количество бутылок вина из герцогского погреба могли бы выпить слуги, чтобы их можно было бы списать в хозяйственных книгах как «испорченные» и «разбитые».
Его двойной бухгалтерией заразились даже лакеи. Неделю спустя Мари-Лор ночью спустилась вниз, чтобы спрятать еще одно любовное письмо, и услышала разговор. Арсен по секрету шептал Николя, что о чем-то «полностью позаботились». Ни один из них не заметил ее. Она пожала плечами и на цыпочках поднялась обратно к себе наверх. Люди, занимающиеся финансами Франции, вероятно, похожи на Николя, подумала она: умные, проницательные, но не такие добрые, как Николя, не желающие делиться плодами своего ума.
Но по-прежнему была работа, даже во время этого короткого праздника. Николя был великодушен, но не собирался позволять кому-либо уклоняться от своих обязанностей. Горгона оставила строгий приказ о том, что должно было быть выполнено к ее возвращению.
И это делалось. Удивительно, как много могут сделать люди, если их не подгоняют. Слуги отдыхали за едой, шутили, флиртовали и иногда по вечерам даже танцевали, как те мыши из пословицы Бертранды. На кухне в очаге весело горел огонь, и они наслаждались обществом друг друга в тепле и уюте, а над Провансом шли дожди, и среди холмов гулял мистраль.
Мари-Лор старалась скрыть свое плохое настроение и не портить его другим.
Вероятно, это всего лишь усталость, думала она. Она заставляла себя трудиться, ее одолевала зевота, она терла глаза и, пошатываясь над тазом, мыла посуду, а однажды чуть не упала на горшок с кипящим желе. С чувством вины она принимала помощь Робера и только пожимала плечами в ответ на расспросы встревоженной Бертранды.
— Но, Бертранда, я здорова. Правда, я хорошо себя чувствую. Почему мне должно быть плохо?
«Конечно, я устала, — убеждала она себя. — Занимаясь в течение месяца каждую ночь до зари любовью, любой почувствует усталость. Как только я отосплюсь, — решила она, — я буду как новая. Или хотя бы не так буду страдать от отсутствия Жозефа и так ужасно завидовать его жене». Сейчас она жалела, что помешала ему сказать все, что он пытался, в их последнюю ночь. Возможно, он сумел бы успокоить ее.
Или не сумел бы?
А если предположить, что маркиза оказалась красивее, чем о ней говорили? Или, голодая, приобрела более модную фигуру?
Но не ее внешность имела значение. Она оставалась его женой, оставалась аристократкой. Аристократы должны иметь детей; Жозеф будет вынужден исполнить свой долг. «Да и какая женщина, — думала Мари-Лор, — не захочет ребенка, который имеет право наследовать одаренность Жозефа? Конечно, только аристократ может позволить себе предоставить ребенку все, чего он заслуживает».
Она зажмурила глаза, прогоняя неприятные образы, прижала к глазам кулаки, отталкивая неприятные мысли.
От этого у нее закружилась голова. И когда головокружение прошло, Мари-Лор почувствовала полный упадок сил и страх.
Луиза в эту ночь была на кухне, отплясывая джигу с Мартеном и другими слугами. Мари-Лор же осталась наверху почитать в постели.
Она оттолкнула книгу и задула свечу. Ибо слова — даже слова Шекспира, — казалось, сегодня утратили над ней свою магическую власть.
«Блаженны переносящие удары судьбы», — заявлял в пьесе один из героев.
Неужели?
А она знала совсем другой противоречащий пример, другого популярного писателя. Он вертелся у нее в голове или, вернее, на языке. Но Мари-Лор слишком устала, чтобы вспоминать его сейчас… ее руки и ноги словно налились свинцом, и…
Что это за ужасный звук, пробудивший ее от глубокого, полуобморочного сна? Он звучал как громовой глас небес, в который она не очень верила, или как лесное привидение, о котором любили рассказывать слуги. И казалось, этот крик «Не-ет!» был обращен к ней одной, злорадно оповещая ее, что надежды никогда не осуществятся.
Стояла глубокая ночь. Но она не думала об этом. Дрожа всем телом, она бросилась на Луизу, безжалостно растолкав ее, залилась слезами.
— Но, Мари-Лор, это мистраль… О, не плачь, Мари-Лор, он по-прежнему любит тебя.
— Нет, нет! Он не может, Луиза! Не такую, какая я сейчас — все время недовольная и измученная, волосы у меня . висят, а живот перестал быть плоским, и в нем… ребенок.
Она сглотнула слезы и с тревогой посмотрела на Луизу. Она впервые призналась кому-то в том, в чем до сих пор не признавалась самой себе.
Но Луиза нисколько не удивилась и не ужаснулась.
— Мы все думали, как долго ты будешь притворяться, — шепнула она, — как у Арсена…
Она округлила глаза и зажала себе рот. А потом с ласковой улыбкой на обезображенных губах нежно поцеловала Мари-Лор и погладила ее так странно округлившийся живот.
— Месье Жозеф будет любить тебя еще больше, — сказала она. — Ты станешь похожа на прекрасную спелую зимнюю грушу.
И разве Мари-Лор не знает, успокаивала ее Луиза, что мужчины любят маленьких детей?
— Они, конечно, это скрывают. Они не любят детского плача и пеленок, но так гордятся, что сотворили целого нового человека. Я видела это по лицу моего отца каждый раз, когда появлялся ребенок. Не беспокойся, Мари-Лор, увидишь, он будет счастлив и горд. И не так уж долго ждать, не правда ли, когда ты приедешь к нему в Париж?
Мари-Лор покачала головой, сдерживая слезы и невольно улыбаясь и позволяя убедить себя. Не так уж долго оставалось ждать. Герцог и герцогиня вернутся через две недели.
