Хозяйка Мельцер-хауса - Якобс Анне

– Соедините меня, пожалуйста, еще раз… Да, я знаю, что мы уже несколько раз пытались дозвониться по этому номеру.

Боже ты мой! Лиза буквально погрузилась в свои тревожные видения. Когда мама узнает об этом, она, должно быть, тоже забеспокоится. Китти снова сложила письмо и сунула его в конверт. С Лизой действительно было ужасно. Неужели она ни разу, ну совсем ни разу не была по-настоящему счастлива? Нет, ей всегда все не так, она обязательно найдет к чему придраться.

– Послушай-ка, – начала Китти, когда Элизабет с измученным выражением лица вошла в столовую. – Давай быстро съездим на фабрику и сами сообщим папе хорошие новости.

– Это именно то, что я только что хотела предложить, – тихо произнесла Элизабет. – Как здорово, что ты сама пришла к этой мысли.

Тем временем на небе появились темные грозовые тучи. Когда Китти и Элизабет шли по парку, сверкнули первые молнии и прогремел гром. Одна медсестра поспешно отнесла плетеные кресла на террасу, а затем закрыла обе двери. Во дворе Людвиг как раз успел поднять складной верх машины, прежде чем упали первые большие капли.

– Как нам повезло, – сказала Китти, когда они оказались внутри авто, не успев намокнуть. – И мое новое пальто совсем не пострадало. Ты видела, как потрясающе красиво ложится ткань? Я купила его у Розенберга. Широкий и пышный сверху и совсем зауженный снизу.

Элизабет, казалось, была совершенно не в состоянии восхищаться дорогой одеждой, она только кивнула, глядя на лобовое стекло машины, по которому теперь хлестал дождь. Прогремел еще один мощный раскат грома, и она задрожала.

– Гроза надвигается прямо на нас, госпожа, – заметил Людвиг, на седых усах которого виднелись несколько блестящих капель. – Поистине прекрасная летняя гроза. Как в мирное время.

– Поехали, Людвиг. Моя сестра немного нервничает.

– С удовольствием, госпожа!

Он ехал медленно: из-за дождя видимость была плохой. В машине, правда, был стеклоочиститель, его должен был привести в движение передний пассажир, но обе дамы сели на задние сиденья машины. Перед воротами фабрики они остановились. Через окно проходной двор разглядеть было невозможно, но, может быть, старый Грубер больше не ходил на работу и отец сам открыл ворота. В этом случае он, несомненно, закрыл их за собой.

– Отличная идея поехать сюда, – злилась Китти, продрогшая в своем легком летнем пальто. – И что нам теперь делать?

Элизабет чихнула. Ее жакет промок с левой стороны, потому что в этом месте протекал верх.

– Дайте-ка, пожалуйста, гудок, Людвиг!

– Трижды раздался гудок – однако никто на него не вышел. Сестры подавленно посмотрели друг на друга. Раскаты грома сотрясали квартал, а вспышки молний освещали здания причудливо-голубоватым светом.

– Мы могли бы выйти и позвонить в колокольчик, – размышляла Элизабет.

– Ты можешь это сделать, Лиза. Мне не хочется портить свое пальто.

– Пожалуйста, просигнальте еще раз, Людвиг. И не так робко. Подайте гудок сирены!

Китти показалось, что сигнал прозвучал довольно жалобно. Словно комариный писк. Элизабет энергично ухватилась за ручку дверцы, готовая выйти из машины прямо под проливной дождь, но тут Китти схватила ее за руку.

– Ты только посмотри! – крикнула она, указывая пальцем. – Там зонт!

– Что? Где зонт?

Действительно, по двору шел человек, держа в руках раскрытый черный зонт. Он двигался довольно медленно, так как ему приходилось бороться с порывами ветра и дождя, но теперь Китти поняла, что его нес мужчина в темном. Значит, сторож Грубер был на своем посту.

– Бедняга того гляди улетит вместе со своим зонтом…

– «И летит он в облаках, и шляпа его там, в небесах… И летит он в небо – ах! И шляпа слетает – ба-бах!»

– Прекрати, Лиза! Ненавижу эту книгу. Даже маленькой девочкой я терпеть не могла «Штрувельпетера».

– Ну поезжайте же, Людвиг. Чего вы ждете?

Сторож открыл обе половинки ворот и закрепил их сбоку, чтобы они не захлопнулись и не повредили автомобиль. Когда машина проезжала мимо, он изобразил зонтиком неловкий поклон. Очевидно, ему было приятно, что юные дамы так радостно махали ему.

– Наверное, он не может высидеть дома, – произнесла Элизабет, качая головой. – Должно быть, этот добрый человек уже не может жить нигде, кроме как в своей проходной.

– А зачем ему жить где-то еще? – удивленно спросила Китти. – Фабрике все-таки нужен сторож.

Они остановились прямо у входа в управление и обнаружили, что дверь открыта. На лестничной клетке их шаги звучали пугающе громко: кроме них не было слышно ни одного шороха, даже того, как шумел и барабанил дождь.

– Неужели здесь больше не работают? – тоскливо посмотрела вокруг Китти. – Здесь всегда была бухгалтерия, так ведь? Эти чудаки с нарукавниками и в круглых очках…

– Все молодые мужчины сейчас на войне, Китти.

– Верно, я совсем забыла, но ведь там были и старики. Странно, что они вообще не выходят на работу. Папино бюро на третьем этаже, не так ли? Я всегда так волновалась, когда приходила к нему раньше. Я просто вбегала в кабинет, а все другие ждали, когда их вызовут.

Ошеломленные, сестры остановились в приемной. Как же здесь было тихо. Две пишущие машинки были зачехлены, стулья аккуратно задвинуты под столы, стопка папок с документами пылилась в тележке на колесиках. В корзине для бумаг одиноко лежала скомканная записка. Дождь барабанил по стеклам окон.

– Фу, какой же здесь затхлый запах. Жаль, что из-за дождя нельзя проветрить, – наморщила нос Элизабет.

Китти нажала на ручку двери в кабинет директора и толкнула ее. Раздался скрип, как в замке с привидениями. Она заглянула в бюро отца, но здесь, в святая святых, никого не было. Однако некоторые косвенные улики указывали на то, что еще недавно здесь кто-то пил коньяк и курил сигары.

– Не могу поверить! – застонала Элизабет и подняла со стола полную окурков пепельницу, чтобы оценить ее содержимое. – Да здесь как минимум десять, нет, двенадцать сигарных окурков. И в мусорной корзине тоже пепел. А доктор Грайнер категорически запретил папе курить!

– К коньяку он тоже хорошо приложился, – заметила Китти. – Бутылка почти пуста. Ты только посмотри, Лиза. Папа был не один.

На столе для посетителей стояли три использованных коньячных рюмки и еще одна пепельница, полная окурков. Сестры растерянно смотрели на то, что оставил отец. У папы, очевидно, были гости.

– Должно быть, это были мужчины, – соображала Китти. – Дамы не курят сигар.

Элизабет взяла в руки бокал с коньяком, чтобы внимательно рассмотреть отпечатки. Никакой помады. Это ее успокоило.

– Естественно, это были мужчины. Ну что только ты думаешь о папе? – возмутилась она. – Вероятно, он заключил контракт со своими партнерами. Вот видишь!

Китти пожала плечами и объяснила, что она с самого начала знала, что страхи Лизы – всего лишь плод ее разыгравшегося воображения. Похоже, папа во всем превосходно преуспевал.

– Очень надеюсь, что ты права!

– Как ты думаешь, где может быть папа? – размышляла Китти. – Сторож наверняка знает.

– Как глупо! – воскликнула Элизабет. – Надо было его спросить.

Они вышли из кабинета директора и снова спустились вниз по лестнице. Все-таки в здании было как-то страшновато, тихо и пусто. И еще грязновато. В углах трудолюбивые пауки сплели свои сети. Пахло пустотой.

Дождь утих, поэтому они решили остановиться у входа, пока Людвиг бежал к калитке.

– Если господин директор не в своем кабинете, как вы сказали, значит, он на прядильной фабрике. Он ходил туда несколько дней подряд, и это было печальное зрелище. Он так переживает, бедный господин директор…

– В конце концов, не так уж трудно почистить несколько металлических гильз, – проворчала Китти.

– Пойдем со мной, – велела Элизабет. – Я хочу это увидеть.

И она потащила Китти прямо под дождем мимо двух цехов к третьему, который именовался прядильной фабрикой. Обычно там работали на двух этажах. В детстве Китти однажды забежала в один из цехов, но ужасный шум бесчисленных машин быстро заставил ее уйти.