Карин Монк - Твое нежное слово
Оставалось только молиться. Во-первых, чтобы его насос работал.
И во-вторых, чтобы он сам пережил это путешествие.
Часть вторая
ТЕМНЫЙ ВЕТЕР
Глава 8
Ухватившись за металлический поручень борта, Камелия глубоко вдохнула влажный океанский воздух, смывающий грязь и суматоху Лондона.
Прошло лишь несколько дней трехнедельного пути, но она уже чувствовала себя значительно лучше, чем в последние месяцы. Океанский воздух, в отличие от лондонского смога, темного от дымящих труб, пропахшего навозом и сточными водами, был свеж и чист. Камелия не понимала, как сумела выжить в этом городе и не подхватить какую-нибудь ужасную легочную болезнь. Хотя они еще не достигли побережья Марокко, она чувствовала, как через мили темных волн, в которых отражались звезды, ее зовет Африка.
«Домой, – шептала Камелия с каждым движением судна по мощным волнам. – Домой». Закрыв глаза, она немного наклонилась вперед, чувствуя себя свободной, беззаботной, полной надежд.
Наконец она возвращается домой.
Когда три месяца назад они отправлялись из Кейптауна в Англию, Зареб волновался, что они могут не вернуться обратно. Он предостерегал Камелию, что Лондон дикое и опасное место, где можно потерять душу и никогда ее не найти. Камелия отмахнулась от опасений пожилого африканца, боявшегося незнакомого мира.
Зареб ошибся. Камелия не потеряла свою душу в Лондоне, ничего даже отдаленно похожего на это не произошло. Блестящие балы и приемы, на которых она бывала, бледнели по сравнению с безмолвной красотой африканского ночного неба, по которому она тосковала. От вычурных высоких зданий и узких, заполненных людьми улиц у нее возникало ощущение, что она угодила в ловушку и ей нечем дышать. Бесчисленные письма, в которых она умоляла потенциальных инвесторов принять ее, посещение скучных лекций и приемов в надежде получить деньги или насос вызывали у нее чувство опустошенности и разбитости, будто она действительно ничего в жизни не достигла. Отец был прав, подумала Камелия, сильнее подавшись вперед. Для нее самое большое счастье копаться в грязи.
– Я предпочел бы, чтобы вы не высовывались так далеко, – произнес низкий голос. – Мысль о ночном заплыве меня не радует.
Обернувшись, Камелия увидела, что из тени за ней наблюдает брат Саймона Джек. Он небрежно прислонился к мачте, скрестив на груди руки, его расслабленная поза очень напоминала манеру Саймона. На этом сходство заканчивалось.
Джек Кент был на дюйм выше Саймона. За долгие годы, проведенные на палубе под ветром и солнцем, его красивое лицо стало бронзовым. Волосы цветом походили на хорошо отполированное дерево, в них были заметны вызолоченные солнцем пряди. Стальной цвет серых глаз напомнил Камелии мерцающее лезвие кинжала. В тридцать восемь – Джек был только на три года старше Саймона, – поглощенный мирскими заботами, он казался куда более зрелым. Пристальный взгляд Камелии упал на тонкий белый шрам, извивавшийся по левой щеке. Она вспомнила, как Саймон упомянул, что Джеку было почти пятнадцать, когда леди Редмонд освободила его из тюрьмы в Инверари. Годы, когда ему приходилось выживать самостоятельно, были очень суровыми.
– Я люблю запах и вид океана, – сказала Джеку Камелия. – Он дает мне ощущение свободы.
– Я вас прекрасно понимаю, – уверил ее Джек. – Но думаю, что Саймон разозлится, если я позволю вам свалиться за борт.
– Где он?
– В машинном отделении. Пытается придумать более эффективный паровой двигатель, который сделает мои суда самыми быстроходными. Он говорит, что у него есть новая идея, и он начнет работать над ней, как только вернется из Африки.
– Значит, он чувствует себя лучше.
– По-моему, да. Кажется, морская болезнь наконец прошла.
– Или лекарство Юнис сделало свое дело, – язвительно заметил Оливер, выходя на палубу с Заребом. – Бедный парень, я уж думал, что он попросит; Джека повернуть судно обратно. Он боялся, что весь рейс будет зеленым как лягушка.
– Он бы не так болел, если бы позволил мне исполнить ритуал исцеления, – настаивал Зареб. – К сожалению, я не сумел его убедить.
– Ему следовало отдыхать в каюте, – сказала Камелия. – Если он еще слаб, то не надо пытаться работать.
– Не сахарный, не растает, – ответил Оливер. – Когда он по уши в машинном масле, он счастлив.
Джек кивнул:
– Помню, когда мы поселились в поместье Хейдонов, Саймона привлекли часы. Он разбирал их одни за другими, а потом пытался собрать, чтобы понять, как они работают. Но всякий раз оставались лишние части.
– Почти год в доме круглые сутки били часы, – продолжал, смеясь, Оливер. – Наконец его светлость собрал их и отправил в Инвернесс известному часовщику, который целый год их чинил!
Камелия улыбнулась. Она живо представила себе маленького Саймона, который разбирал все, что ему попадалось в руки.
– Саймон научился собирать часы?
– В конце концов, Хейдон нанял часовщика, чтобы тот научил Саймона, – ответил ей Джек. – Через неделю мастер сказал, что у Саймона невероятные способности и ему следует подумать о карьере часовщика.
– Но часы его больше не интересовали, – покачав головой, добавил Оливер. – Он начал создавать машины на основе часового механизма.
– Какие? – поинтересовалась Камелия.
– Однажды Юнис и Дорин велели ему с младшим братом Джейми помыть посуду после ужина. Саймон вбил себе в голову, что будет гораздо лучше, если это сделает машина, – начал Оливер. – Поэтому он сложил тарелки и стаканы в старую деревянную бадью с мыльной водой и пристроил к ней какое-то хитрое изобретение. Когда Юнис и Дорин возвратились в кухню, Джейми вертел рычаг, заставляя бадью трястись, а Саймон торопил его, уверяя, что так посуда вымоется быстрее.
– Он был очень разочарован, когда Юнис начала вытаскивать из бадьи разбитые тарелки и стаканы, – криво усмехнулся Джек. – После этого ему пришлось отказаться от своего изобретения.
– Но он не перестал изобретать, – улыбнулась Камелия.
– Нет, это у него в крови, точно так же, как море в крови у Джека, – объяснил Оливер. – Его светлость и Женевьева наняли для него лучших наставников, и все они согласились, что парень необыкновенно умен. Даже тот, который ушел после того, как Саймон случайно взорвал его стол. – Он весело хлопнул себя по колену. – Бедняга подпалил брови, Аннабелл пришлось подрисовать их кусочком жженой пробки. Когда Саймон уехал в университет, мы боялись, что он случайно сожжет его дотла.
– И он это сделал? – поинтересовался Зареб.
– Я поджег только одну лабораторию. – С нижней палубы появился Саймон с удобно устроившимся на его плече Оскаром. – Ее все равно нужно было модернизировать.
