Оливия Уэдсли - Маленькие радости
Тони разразилась презрительным смехом.
– Ты, таким образом, предлагаешь мне пансион в Германии вместо всего этого, – и она рукой показала на комнату. – Жизнь компаньонки вместо Роберта, которого я обожаю, который обожает меня. Милый друг, ты с ума сошел или ты просто дурак?
– Конечно, я и не должен был ожидать, что ты подумаешь о других иначе. Твой ответ как раз такой, каким, я знал, он будет. Тебе дела нет, выйдет ли за меня Дафнэ или нет. Конечно, ты даже не понимаешь, почему ей не выйти. Но она, к счастью, чиста и невинна, а ее родные не дадут ей выйти за меня, пока ты живешь здесь с Робертом на такой манер. Тетя Гетти говорила, что я ничего не добьюсь от свидания с тобой. Мне следовало согласиться с ней и не тревожиться. Если бы я подумал, я бы понял, что от девушки, которая поступила так, как ты, нельзя ожидать, чтобы она почувствовала стыд или поняла чувства других.
Тони упорно смотрела на него.
– Ты говоришь, что любишь Дафнэ?
– Я не намерен говорить с тобой о ней, но, если тебе нужно знать это, я тебе отвечу: да, и довольно сильно!
– Это значит, что ты готов на жертву для нее?
Фэйн посмотрел на нее с удивлением.
– Я так думаю, – глухо сказал он.
– И, несмотря на это, ты чувствуешь горький стыд оттого, что я пожертвовала для Роберта тем, что, я полагаю, вы назвали бы моей чистотой?
– Есть маленькая разница между любовью к девушке и желанием жениться на ней и тем, что сделала ты.
– Не от Роберта и не от меня зависит то, что мы не можем пожениться; он бы женился на мне завтра, если бы мог.
– Женился бы? – сказал Фэйн. – Будем надеяться, что это так. Я думаю, что он теперь так говорит. Ему довольно просто говорить так, когда он знает, что его жена будет жить еще годы.
– Если ты скажешь еще что-нибудь подобное, то я тебя выброшу из дома.
Фэйн побагровел от злости.
– О, я уйду. Я был дураком, что вообще пришел. – Он повернулся к двери.
В его опущенных плечах и усталой походке было нечто, что тронуло Тони, несмотря на ее раздражение.
– Фэйн, – сказала она.
Он обернулся.
– Разве, если я даже не могу исполнить того, что ты хочешь, мы не можем остаться друзьями?
Он горячо схватил ее руку.
– Тони, я же знаю, что ты приличный человек, – неужели ты не придумаешь? Неужели ты не постараешься бросить такую жизнь? Это разрушает все мои виды на счастье. – И он нелепо покраснел.
Тони, пересиливая себя, слегка улыбнулась.
– Если ты действительно любишь и Дафнэ любит тебя, она выйдет за тебя, несмотря ни на что. Это не зависит от того, брошу я или не брошу Роберта. Я не могла бы этого сделать, если даже хотела. Мы совершенно так же женаты, как если бы над нами произнесли слова молитвы. Брак – это не только церковь, и кольцо, и медовый месяц, это медленное и глубокое переплетение каждого инстинкта, желания, надежд и той любви, которую чувствуешь друг к другу. Я не могу теперь удалить от себя Роберта, потому что он часть меня самой, как я – его. Фэйн, неужели ты этого не можешь понять?
– Я понимаю, что ты не хочешь согласиться, – мрачно ответил он.
Тони крепко сжала руки.
– Ничто, ничто, говорю я тебе, не разлучит меня с Робертом.
В это время раздался звонок по дому. Они могли слышать поспешные шаги старого Джованни по выложенному плитками вестибюлю, затем шум голосов.
– Кто это может быть? – прошептала Тони. – Во всяком случае, не Роберт.
Открылась дверь, и вошел человек в форменной одежде.
Он вопросительно посмотрел на Тони и Фэйна, а затем быстро заговорил, обращаясь к Фэйну.
Тони плохо понимала по-итальянски, Фэйн и вовсе не понимал. Явившийся посмотрел то на одного, то на другого, затем произнес по-английски:
– Лорд Роберт.
Тони в секунду бросилась к нему.
– Что случилось? – спросила она.
Из вестибюля слышны были рыдания, громкие, шумные рыдания прислуги. Тони оттолкнула пришедшего и бросилась через коридор.
Несколько человек стояли вокруг небольшой деревянной кушетки.
Гартон, слуга Роберта, стоял на коленях, спиной к ней.
Она оттащила его и наконец увидела.
– Роберт! – воскликнула она, и ее голос зазвучал пронзительно. Она бросилась на безжизненное тело. – Это Тони, посмотри на меня, заговори со мной! – Она вдвинула свои пальцы между его холодными пальцами и прижалась губами к его губам. – Ты не умер, – шептала она, – милый, это только шутка, но не надо больше шутить, ты пугаешь меня. Роберт, Роберт!
Гартон, у которого по лицу текли слезы, рассказал Фэйну, что автомобиль внезапно остановился, Роберт был выброшен и сломал себе спинной хребет.
Фэйн наклонился над Тони и старался увести ее. Она подняла свое подергивающееся лицо.
– Оставь меня, – прошептала она почти без голоса, – он принадлежит мне.
Глава XXII
Мертвящий ветер овеял меня своим холодным дыханием, и для меня пришла зима, когда моя весна не успела еще пройти.
БальзакЖизнь продолжает свое течение. Это самое ужасное в ней. Человек страдает и страдает, а жизнь течет. Человек видит, что часы, которые прошли, полны мучений. Он знает, что часы, которые наступят, принесут новые страдания и что отдыха нет. Жизнь проходит через человеческую душу своим тяжелым шагом, железной пятой печали, которая терзает и рвет.
Прошло два дня, и в каждую из минут этих двух дней Тони сознавала, что значит быть терзаемой воспоминаниями и распинаемой на кресте тоски и томления.
Только женщина, которая любит страстно, может понять то, что переносила она.
Ночью она лежала, смутно всматриваясь в темноту, чувствуя вокруг себя объятия Роберта. Раз, когда она забылась сном на несколько минут с порывисто бьющимся сердцем, ей показалось, что она ясно чувствует его дыхание около себя. Она прислушивалась, не смея двинуться, и затем с рыданиями глубокого одиночества поняла, что она слышала свое собственное дыхание.
Днем тысяча разных вещей, казалось, громко называли его имя. Его папиросы, перчатки, шапки, бумаги. Тони смотрела на них и думала, что еще два дня назад в это время Роберт был жив. О, эти бесконечные мысли: два дня, три дня тому назад он был здесь, сидел в этой комнате, и мы смеялись, бог мой, мы смеялись!
На третий день приехала леди Сомарец. Фэйн телеграфировал ей, не сказав о том Тони. Тони находилась возле Роберта и наполняла вазы белой сиренью и белыми розами, когда она приехала. Через безжизненное тело Роберта они смотрели друг на друга.
– Уйдите, – прошептала губами Тони.
Та посмотрела ей в глаза. Может быть, слабая жалость к Тони тронула ее, или она смутно поняла, как велика была любовь между обоими. Она повернулась и оставила Тони одну.
После, в салоне, они снова встретились, но только на минуту. Если Тони заставала кого-либо в комнате, она уходила. Она была как неистово раненное животное, которое тщетно старается укрыться. Роберта уже похоронили в то утро на маленьком кладбище, на отвесной стороне холма. Комья земли, которые бросали на гроб, падали всем своим весом на душу Тони. Она пролила все свои слезы и смотрела на свет без слез. Затем начались совещания о том, что предпринять.
