Рексанна Бекнел - Роза Черного Меча
— Что это значит? — настойчиво спросила она. — Что вы собираетесь с ним сделать?
— Только то, чего заслуживает человек, нападающий на невинных женщин и детей, — коротко ответил он. — Такие, как он, миледи, не заслуживают даже того, чтобы вы голову повернули в их сторону.
— Его надо вздернуть! — врезался в разговор Клив, метнув сердитый взгляд на Розалинду. — Он вор и убийца, и… — Тут паж осекся и через мгновение отвел взгляд от ее помертвевшего лица. — И он должен быть повешен! — закончил он не вполне убедительно.
Пожилой капитан несколько мгновений переводил пристальный взгляд то на взбешенного юношу, то на внезапно побледневшую девушку. Затем неловко переступил с ноги на ногу и шумно прокашлялся.
— Он… то есть ему не… — Он заколебался, потом беззвучно ругнулся. — Он причинил вам какой-нибудь вред, миледи?
Розалинда почувствовала, каким предательским румянцем вспыхнуло ее лицо, но не промедлила с ответом ни единого мига.
— Нет, — спокойно и тихо произнесла она. А потом добавила уже громче. — Он помог нам добраться до этих мест.
При этом она бросила на Клива уничтожающий взгляд.
— Не очень-то было похоже, что он вам помогал, — саркастически процедил сэр Роджер.
— А я вам говорю, что он не заслуживает такого обращения!
Но при всей настойчивости Розалинды ей так и не удалось узнать, какая же судьба постигла Черного Меча. Он все еще находился на опушке, а ее и Клива отвезли глубже в лес. Когда по сигналу сэра Роджера их отряд двинулся в путь, она, почти обезумев от неизвестности, попыталась хоть краешком глаза увидеть, что же происходит с Черным Мечом, но из этого ничего не вышло. Рыцари умышленно заслоняли то место, где он был схвачен. Но вот всадники пришпорили коней, удаляясь от покинутой стоянки, и тогда она склонила голову в горестном раскаянии и помолилась о том, чтобы из-за нее больше никто не был убит.
Рослый всадник, который вез ее в своем седле, не сказал по пути ни слова. Их окружали другие рыцари, а Клив тащился где-то сзади на вьючной лошади. Но о Черном Мече она ничего не знала-и это было хуже всего. Ее ни в малейшей степени не утешала мысль, что его все равно ждала петля, и она туг была ни при чем. Он выполнил обязательства, которые принял на себя: доставил ее домой, как обещал. Да, он воспользовался преимуществом своего положения, он виноват перед ней, но неужели теперь он должен поплатиться за это своей жизнью? Может быть, раньше она придерживалась другого мнения, но сейчас она знала наверняка; ничто из сделанного им не заслуживало столь жестокой кары. Провинность не была такой ужасной. Что ни говори, эта его провинность подарила ей нечто неожиданное и удивительное. Она едва осмеливалась признать это даже перед самой собой. Но против правды не поспоришь. Он мог показаться грубым и жестоким, но как нежны были прикосновения его рук и губ…
Внезапный трепет охватил ее, и она ощутила, какая жаркая волна прокатилась по всему телу. Розалинда досадливо зажмурилась, пытаясь отогнать сладостные, хотя и отдающие горечью воспоминания. Теперь она уже не девственница; она — женщина. Она лежала с мужчиной — с супругом, а уж при каких условиях их брак был заключен, не имело никакого значения. Но он, может быть, уже отдал за это свою жизнь. А ведь надо принять во внимание, что, возможно, она уже зачала дитя… И как же она объяснит все это отцу?
Розалинда была настолько измучена всем, что ей довелось перенести, столь истерзана обуревающими ее чувствами, что едва держалась в седле. Она склонилась к шее лошади, и крупная слеза катилась по ее щеке. За ней последовала другая, третья… Когда лошади перешли на тряскую рысь, Розалинда уже заливалась горючими, солеными слезами — она плакала обо всем, что случилось, и обо всем, чему уже никогда не бывать. Она горевала о маленьком брате, об убитых рыцарях, о своей матери, которой так давно лишилась. Но больше всего она убивалась, думая о человеке по прозвищу Черный Меч — об Эрике из Уиклиффа, как он себя называл.
Она оплакивала Эрика из Уиклиффа. И себя.
11
Они скакали так быстро, словно сам дьявол гнался за ними. Даже когда на землю упала ночь, даже когда луна скрылась за тучами и перестала посылать им свой слабый холодный свет, невзирая на тьму, окутавшую окрестности непроглядной чернотой, они мчались во весь опор, хотя устали и кони, и всадники.
Они прибыли в Стенвуд в холодный предрассветный час. В надвратной башне горели факелы, и сколь ни смутно было на душе у Розалинды, даже она почувствовала, в каком необычном беспокойстве пребывал замок. Решетка ворот была опущена, люди и лошади кружили во дворе без какой-либо видимой цели, и в дрожащем оранжевом свете факелов все это выглядело так, как мог бы выглядеть ад в больном воображении.
Розалинда не сразу смогла собраться с мыслями, когда они остановились посреди мощенного камнем двора. Она еще не вполне стряхнула с себя тяжелую полудремоту, которая навалилась на нее в конце пути, требовалось какое-то время, чтобы сознание обрело ясность. Ее растерянность возрастала еще и оттого, что тихий говор окружающей толпы внезапно сменился шумными криками и возгласами.
Первым соскочил с коня сэр Роджер. Затем он поспешно снял Розалинду с седла и поставил на землю, хотя дрожащие ноги подгибались и плохо держали ее. Клив без промедления пробился к ней, и как ни сердилась она на него за бессмысленное упрямство, приходилось благодарить судьбу уже за то, что рядом есть хоть одно знакомое лицо. К ней стремительно приблизилась высокая прямая фигура, и Розалинда оказалась в крепких объятиях своего отца.
И тут ее покинули последние остатки самообладания. Слезы туманили глаза, и долго подавляемое рыдание вырвалось из горла, когда она порывисто уткнулась, в грудь человека, которого любила и боялась. «Отец!» — прошептала она в грубую шерсть его туники. «Отец!» — закричала она и безудержно зарыдала.
— Ты в безопасности, ты дома, — тихо повторял он скова и снова, наклонив голову так, что его лицо почти касалось ее темных спутанных волос. Он прижал ее к себе еще крепче, словно опасаясь, что она может исчезнуть. — Ты спасена.
Остальные подробности возвращения в родной дом потерялись в гудении голосов присутствующих и в отрывистых командах сэра Роджера. Вместе с отцом она как-то добралась до парадной залы. От пытливых наблюдателей их отгородила пара огромных дверей, которые закрылись за ними. В зале, кроме нее самой и ее отца, остались сэр Роджер и еще один рыцарь, который выглядел весьма обеспокоенным. И только здесь отец позволил ей отстраниться, удерживая ее на расстоянии вытянутой руки.
— Я боялся, что потерял и тебя тоже, — тихо и хрипло выговорил он. Он моргнул, прокашлялся и выпустил ее руки. — Ты действительно цела и невредима?
