Сара Маклейн - Две недели на соблазнение
— Даже и не мечтала об этом, Джули.
Это уменьшительное имя, которое так любил ее отец, вызвало в душе Джулианы бурю гнева и печали.
— Не называй меня так!
Мать отошла от двери гостиной, протянув Джулиане руку.
— Присоединишься ко мне? Я бы хотела с тобой поговорить. Я ждала этого довольно долго.
— Ну и как оно — ждать чего-то? Полагаю, для тебя это внове.
Луиза загадочно улыбнулась:
— Думаю, я это заслужила.
— И гораздо больше, чем тебе кажется.
Она хотела оставить без внимания просьбу матери. Хотела отправиться в постель — и пусть бы незваная гостья ушла побыстрее. Но где-то в глубине души Джулиана все еще оставалась десятилетней девочкой. Той, которая со всех ног бросалась выполнять мамино приказание, чтобы удостоиться ее похвалы.
Она ненавидела себя, следуя за матерью в гостиную. Ненавидела себя, садясь напротив нее. Ненавидела себя, дожидаясь, когда эта женщина, которая отняла у нее так много, отнимет еще больше.
— Я ужасно сожалею по поводу Серджо, — сказала мать. — Не знала, что он умер.
Джулиане хотелось закричать, что змеиный язык этой женщины не должен произносить имя ее отца. Но она как можно спокойнее проговорила:
— Как ты могла? Ты ушла, даже ни разу не оглянувшись.
Луиза склонила голову, как бы принимая обвинение.
— Ты права, разумеется.
«Извинись! — мысленно прокричала Джулиана. — Неужели ты не сожалеешь об этом?!»
Они так долго сидели в молчании, что Джулиана уже готова была уйти. Если Луиза полагала, что с ней будут вести беседу, то она очень сильно ошибалась. Джулиана уже собралась встать, когда мать снова заговорила:
— Я очень рада, что ты нашла Гейбриела и Ника.
— Я тоже.
— Так что, как видишь, все же есть кое-что хорошее в том, что я твоя мать. — В ее словах прозвучало самодовольство. Ну разумеется! Мать никогда не стеснялась хвалить себя.
— Может, я должна сказать, как благодарна тебе за то, что ты меня бросила?
Мать не стала отвечать и спросила:
— А что ты хотела бы от меня услышать, Джули?
— Для начала… я хочу, чтобы ты не называла меня так, — заявила Джулиана.
— Почему? Я тоже принимала участие в выборе для тебя имени. И мы оба решили называть тебя так.
— Но только один из вас этого достоин.
Выражение скуки промелькнуло на лице матери.
— Глупости. Я подарила тебе жизнь. Это дает мне столько же прав, сколько и твоему отцу. Но хорошо, Джулиана, ответь мне на вопрос. — Она перешла на английский. — Чего бы ты хотела от меня?
«Я бы хотела, чтобы ты объяснилась, — думала Джулиана. — Хотела, чтобы ты сказала мне, почему бросила меня, почему бросила нас всех. И зачем вернулась».
Невесело рассмеявшись, она ответила:
— Уже одна только мысль о том, что ты спрашиваешь меня об этом, нелепа.
— Ты хочешь, чтобы я извинилась?
— Это было бы отличное начало.
Холодные голубые глаза матери, так похожие на ее глаза, казалось, смотрели сквозь нее.
— Тебе придется ждать очень долго, если это то, чего ты хочешь.
Джулиана пожала плечом.
— Прекрасно. Тогда мы закончили. — Она встала.
— Твой отец тоже, бывало, так делал. Пожимал плечом, я имею в виду. Удивляюсь, что Англия еще не отучила тебя от этого. Не самая хорошая привычка.
— Англия не имеет надо мной власти, — заявила девушка. И тут же осознала, что это неправда.
— Не имеет? Твой английский весьма хорош для того, кому наплевать на культуру. Я удивилась, когда Гейбриел сказал мне, что ты здесь. Предполагаю, что тебе здесь нелегко. — Джулиана промолчала, а мать добавила: — Полагаю, для тебя все это также, как было когда-то для меня.
То есть очень трудно. Как видишь, дочь, мы не такие уж разные.
«Мы не такие уж разные» — этих слов она боялась как огня. И молилась, чтобы они оказались неправдой.
— Нет, мы совершенно разные.
— Сколько ни повторяй это, правды не изменишь. — Луиза откинулась на спинку дивана. — Взгляни на себя. Ты только что с бала, полагаю, но вся чем-то измазана, что говорит о том, что у тебя был не самый… респектабельный из вечеров. Чем ты занималась?
Джулиана оглядела себя. И едва сдержалась, чтобы не смахнуть быстро засыхающую мякоть, прилипшую к платью.
— Не твое дело, — пробурчала она.
— Впрочем, это не важно, — продолжала гостья. — Суть в том, что ты не можешь устоять — тебя тянет на приключения. Ты не желаешь лишать себя тех удовольствий, которые встречаются на твоем пути. Выходит, ты унаследовала мою страсть к приключениям, и в этом нет ничего удивительного. Хочешь ты того или нет, но я твоя мать. Я в тебе. И чем скорее ты прекратишь бороться с этим, тем лучше для тебя.
«Это неправда! — мысленно воскликнула Джулиана. Десять лет, в течение которых она росла, она изо всех сил сопротивлялась тому материнскому наследию, что жило в ней. И она вовсе не искала ни приключений, ни скандалов, ни бесчестья.
Не искала?..
Перед ней тотчас замелькали воспоминания: вот она, убегая, несется через темный сад; вот прячется в чужой карете; вот скачет по Гайд-парку в мужском платье; вот взбирается на бревно, чтобы достать упавшую в озеро шляпку; вот обрушивает пирамиду овощей; вот целуется с Саймоном в конюшне, а затем целуется с ним в доме его невесты… Да-да, целуется с Саймоном!
За последнюю неделю она сделала практически все, чтобы вызвать скандал. Так что, выходит, ее мать права? О Боже!
Снова взглянув на мать, она спросила:
— Что тебе нужно от нас? — Джулиана услышала дрожь в своем голосе и невольно поморщилась.
Луиза молчала, глядя на дочь своими холодными голубыми глазами. Через несколько минут Джулиане это надоело, и она заявила:
— С меня хватит! Я и так слишком много лет потратила на ожидание. — Она встала. — Я иду спать.
— Я хочу вернуть свою прежнюю жизнь, — сказала наконец Луиза.
В этих словах не было ни грусти, ни сожаления. Да и не могло быть. Эти эмоции — не для матери. Они для тех, кто способен чувствовать.
Не в силах остановить себя, Джулиана снова присела на край стула и окинула долгим взглядом женщину, давшую ей жизнь. Ее красота — дар, который она передала всем своим детям, — все же померкла с возрастом. В черных волосах проглядывали седые пряди, и прожитые годы чуть притушили яркость голубых глаз. Лицо и шея ее были усыпаны морщинами, на виске виднелся шрам. Родинка же прямо над черной дугой брови, которую Джулиана помнила менее отчетливой, стала заметнее.
В целом годы были добры к Луизе Хэдборн, но в каком-то смысле ее внешность свидетельствовала о том, что она потеряла все.
— Ты должна понимать, — сказала Джулиана, — что прошлое вернуть невозможно.
