Кэролайн Линден - Лишь в твоих объятиях
— Ничего особенного. Он поднял брови.
— Ничего? — Он взял бутылку, чтобы наполнить бокал, но она оказалась пустой. Он поставил ее на место. — Тогда почему вам захотелось прогуляться?
— Я никак не думала, что кто-нибудь не будет спать, — сказала она. — Если бы я знала, что здесь будете вы…
— Тогда что? — буркнул он. Она смотрела в сторону. — То держались бы подальше, мисс Тернер? Я все еще пугаю вас?
Она мотнула головой и взглянула на него так, будто была оскорблена.
— Нет.
Он скользнул по ней взглядом. У Крессиды возникло ощущение, будто он через старенькое платье и ночную рубашку касается ее кожи. Ей снова показалось, что он, даже полупьяный, видит ее насквозь. Но на этот раз его взгляд не лишил ее сил, а оказал совсем другое действие. Кожа ее покрылась пупырышками, соски затвердели. Когда их глаза встретились, она совершенно смутилась. Она не могла уступить своим чувствам, но… как же она хотела этого!
— Хорошо, — шепнул он.
Она кивнула, опасаясь того, что может сорваться с ее губ, если она попытается заговорить, встала и собралась уйти.
— Мисс Тернер. — Она остановилась и вопросительно посмотрела на него. — Спасибо за беседу.
Крессида кашлянула.
— Спасибо вам. — Она заколебалась. — Доброй ночи, Алек.
— Доброй ночи, — ответил он. Его голос рокотал и удалялся, как если бы он совсем засыпал. Она уходила быстрыми бесшумными шагами. Уже закрыв за собой дверь, она услышала, скорее догадалась, как он сказал: — Доброй ночи… Крессида.
Глава 16
В то воскресенье Алек в первый раз с тех пор, как вернулся домой, согласился пойти с семьей в церковь. Его мать сияла от радости. Мисс Тернер задумчиво посмотрела на него и, когда он в ответ приподнял шляпу, чуть улыбнулась. Этого намека на теплоту было достаточно, чтобы у него улучшилось настроение.
Ему пришлось несколько раз побывать в городе, хотя он старался, как можно реже появляться там. Большинство горожан еще не видели его, и он ждал, какова будет их реакция. Когда они прошли к скамье, которую всегда занимала их семья, в церкви зашептались. Алек заметил мисс Тернер, чинно сидевшую между сестрой и Джулией. Он усадил мать и сел рядом с ней лицом к викарию, который, собираясь начать службу, нервозно улыбался всем, кроме Алека.
Вскоре шепот смолк, но позади них продолжалось какое-то волнение. Кто-то, шаркая ногами, шел по проходу. Сидевшая сбоку мать взглянула на запоздавшего и замерла. Шаги смолкли позади Алека.
— Вы, — раздался глухой голос, очень знакомый. Внутри у Алека все сжалось, но его лицо хранило прежнее выражение. Теперь в церкви стало тихо, как в могиле. Он медленно повернулся и посмотрел в лицо лучшего друга своего отца и отца своего лучшего друга. С тех пор как Алек последний раз видел его, Ангус Лейси сильно постарел, сгорбился и скособочился. Его узкое лицо стало совсем серым, морщин прибавилось, но голубые глаза остались такими же пронзительными, как прежде, и они с ненавистью смотрели на Алека. — Вы, — хрипло повторил он. Алек спокойно встретил этот ужасный взгляд.
— Сэр.
Подбородок Лейси задрожал. Рука, сжимающая палку, дрожала, сам он трясся. Огромный слуга позади него шагнул вперед, чтобы поддержать старика, но Лейси оттолкнул его руку.
— Вы смеете появляться на публике, — сказал он ядовито.
— Мистер Лейси, — твердо сказала мать Алека, — мы в церкви.
Лейси даже не взглянул на нее.
— Предатель, — выплюнул он, повернулся и зашаркал к выходу из церкви. Его слуга тяжело ступал сзади.
По церкви снова пронесся возбужденный шепот. Мистер Эдварде, викарий, торопливо вышел вперед. «Давайте помолимся», — произнес он с нотками безнадежности. В этот момент церковная дверь с грохотом захлопнулась.
Когда служба закончилась, Алек усадил мать в карету. Сам он, избегая, чьих бы то ни было глаз, кивнул Джону, вскочил на лошадь и поскакал на юг, прочь из этого города, подальше от Пенфорда. Когда город остался позади, Алек, не оглядываясь, пустил лошадь легким галопом.
Он ехал долго, в южном направлении — им овладело сильное желание вернуться в Лондон. Не для того, чтобы спрятаться там, а чтобы ворваться в военное министерство и, наконец, отыскать, те самые чертовы письма. Что дали ему терпение и осторожность — пятилетнюю отсрочку от обвинения в предательстве? Он уже привык к своему положению, но его мать любила его и осталась преданной ему. Когда Лейси прохрипел это последнее, ужасное слово, Алек почувствовал, как она вздрогнула. Всю службу она просидела окаменевшая, и его мысли о Лейси были совсем нехристианскими.
Алека, разумеется, не удивляло, что Лейси ненавидит его. Когда они с Уиллом еще были мальчишками, мистер Лейси считал, что неповиновение и плохое поведение Уилла по большей части объясняется дурным влиянием Алека. Лейси не мог вынести того, что его сын геройски погиб за свою страну, а Алек выжил, хотя предал ее. Крессида недавно сказала, что потерять того, кого больше всего любишь, — сокрушительный удар, а Лейси, как бы там ни было, всю свою привязанность отдал сыну, с ним связывал все свои надежды. Алек понимал это.
Но этот человек зашел слишком далеко, оскорбив его мать на глазах у всего Марстона, собравшегося на молитву. Почему Лейси имел право слепо любить своего сына, а мать Алека — нет?
Достигнув вершины холма, он остановил лошадь. В нескольких милях впереди пролегала дорога на Лондон. Через несколько часов он уже мог добраться до него. Он мог явиться к Стаффорду и потребовать расследования. Годы работы тайным агентом не прошли для него даром, Алек был почти готов сесть на скамью подсудимых и в суде доказывать свою невиновность. По крайней мере, это положило бы конец всему, и если правительство сможет выставить против него обвинение, он хоть, наконец, узнает, в чем его обвиняют. А если его все равно признают виновным, палач охотно избавит его от этого тяжкого существования.
Лошадь хрипела и вскидывала голову. Алек осознал, что слишком натянул поводья, и отпустил их. Он еще раз взглянул на дорогу, ведущую в Лондон, и понял, что его мать не перенесёт суда. Если ему и следовало добиваться судебного разбирательства и подвергать свою семью такому испытанию, то делать это нужно было пять лет назад. Он повернул лошадь и поехал домой.
В Пенфорде он сразу прошел в библиотеку. Там, в передвижном баре розового дерева, все еще оставался лучший бренди. Он щедро налил себе своего любимого напитка и сделал большой глоток.
— Вот ты где, — раздался голос Джулии, появившейся в дверях. — Куда ты исчез?
— Просто проехался верхом. Она вошла в комнату.
