Кэролайн Линден - Лишь в твоих объятиях
— Добрый вечер.
Она вздрогнула, стремительно повернулась и прижала руку к груди — развалясь в кресле, за ней наблюдал Алек. На столике возле него стояла бутылка, а рядом бокал, наполовину наполненный вином. В его позе было что-то ленивое, расслабленное, но блеск в глазах выдавал, что он, как всегда, бдителен и насторожен.
— Простите, — сказала она, задыхаясь.
Он сидел без жилета и галстука, расстегнутая рубашка открывала шею и частично грудь. Дрожь пробежала по ее позвоночнику.
Он махнул рукой, давая понять, что извиняться не следует.
— Не надо. Скорее я должен извиниться за то, что нарушил вашу ночную прогулку.
— О нет, нет, это я виновата — брожу тут по чужому дому. Я просто не могла уснуть и подумала, почему бы мне, не встать и не прогуляться…
Алек почему-то грустно улыбнулся. Она не понимала почему. Но он ничего ни сказал, и она заколебалась. Наверное, ей следовало пожелать ему доброй ночи и вернуться в свою комнату, выкинуть все из головы и лечь спать. Вернее, попытаться заснуть. Ей требовалось большое усилие, чтобы не смотреть на его открытую шею и грудь.
— Я не думала, что кто-нибудь еще не спит так поздно, — добавила Крессида с нервным смехом. — Я никак не могла предположить, что потревожу вас.
— Вы меня не потревожили. — Он склонил голову набок, поддразнивая ее.
Сейчас от него не исходили волны энергии. Он сидел так, словно его тело бросили на кресло. Одна нога была вытянута, а другую он подогнул так, что она оказалась почти под сиденьем. Одна рука свободно свисала с подлокотника, а другая лежала на маленькой деревянной лошадке, стоявшей у него на колене. Он водил пальцами по грубо обработанной поверхности фигурки, как если бы пытался запомнить ее очертания, но было видно, что его мысли при этом витают далеко. Один, в темноте, ночью, в компании бутылки вина он казался… очень одиноким задумчивым и грустным.
— Прекрасная резьба. Это ваша работа?
— Нет. — Он перевернул фигурку. Нахмурился. — Это работа друга. Я совсем забыл о ней, пока не увидел здесь, на полке… Он был моим близким другом с мальчишеских лет. Он вырезал эту лошадку в Испании, под Бургосом. Мы осаждали город и большую часть времени бездельничали. Осада оказалась пустой тратой времени. Мы так и не взяли этот город.
Алек поднял фигурку, повертел ее в руках, прищурил глаз, рассматривая ее.
— Хорошая работа, — пробормотал он.
— Да, — тихо отозвалась Крессида, — очень славная лошадка. — Она гадала, остались ли они друзьями. Если этот друг остался другом даже после… Крессида страстно надеялась, что это так.
— Он умер, — продолжал Алек все тем же бесстрастным тоном. — Ватерлоо. Геройская смерть, как принято говорить, достойная уважения.
— Мне жаль. Его передернуло.
— Мне тоже, — безрадостно сказал он. — Никогда не думал, что он будет одним из тех, кто… — Его губы скривились. — Лейси был адъютантом генерала Понсонби. Ему надлежало находиться не на переднем крае и уж точно не вести кавалерию в атаку на французов. Уилл был умным парнем. Он всегда знал, когда нужно придержать язык, а когда говорить. Из него получился бы хороший политик — он мог уговорить, кого угодно, на что угодно и при этом убедить человека в том, что его идея самая лучшая.
— Лейси? — спросила Крессида, когда он молчал. — Из Грейнджа?
Это было поместье в нескольких милях от Пенфорда, принадлежащее мистеру Ангусу Лейси. Немолодой и отличающийся плохим здоровьем владелец редко выезжал, но в Марстоне все знали Лейси как человека вспыльчивого. Был всем известен и его угрюмый слуга, крупный мужчина по имени Моррис. Крессида, завидев Морриса, всегда обходила его стороной. Она переносила холодную, спесивую натуру слуги на образ его хозяина, но теперь, узнав о том, что мистер Лейси потерял сына под Ватерлоо, почувствовала к нему сострадание.
— Да. Уилл был единственным сыном и наследником старого Лейси и очень болезненно ощущал свою ответственность. — Алек посмотрел на нее. — Вы встречались со стариком?
— О нет, — быстро сказала она, — Я никогда не видела его. Только слышала о нем.
Уголки его рта дрогнули.
— Представляю, что вы могли слышать. Он и раньше был грубым и несдержанным. Я уверен, что со временем его манеры лучше не стали.
— Но он потерял сына… — Пожав плечами, Крессида обхватила себя руками. — Тяжело терять того, кого любишь.
Его рука сжала лошадку с такой силой, что она подумала: он сейчас сломает ее. Глаза Крессиды округлились, она уже почти открыла рот, чтобы произнести что-нибудь, — таким свирепым стало выражение его лица.
— Да, — мрачно сказал он, очень осторожно поставил лошадку на стол и снова наполнил бокал вином. Вместо того чтобы выпить самому, он протянул бокал ей.
Она немного поколебалась, но потом взяла бокал. Вино было хорошее, богатое оттенками, теплое на вкус. Она сделала еще глоток, продолжая наблюдать за ним. Его взгляд не отрывался от ее рта. Крессида опустила бокал, бессознательно слизнув последнюю каплю с нижней губы. И тут что-то опасное мелькнуло в его глазах.
Казалось, весь мир сузился, остались только они двое в пучке лунного света. Крессида признавала, что Алек Хейз — красивый мужчина. Она знала, что он умен, решителен, но доброта и мягкость в нем тоже есть. Достаточно вспомнить, как он кружил своих маленьких племянниц, пока они не развеселились. Но даже если эти качества делали его более привлекательным как человека, само по себе это мало что значило. Она была знакома и с другими мужчинами, красивыми и добрыми, о каких всегда мечтают девушки, но они никогда не смотрели на нее так, как Алек.
Крессида медленно протянула ему бокал, ее рука немного дрожала. Он поднял на нее глаза, и она почувствовала всю силу его желания. Боже, этот взгляд всколыхнул в ней что-то глубоко запрятанное, чему она годами не давала воли. Она хорошо знала, что такие желания ведут только к краху, к жестокому разочарованию. В ее жизни были страстные отношения с мужчиной. Но со временем страсть прошла. И отношения по инициативе мужчины закончились, сделав ее мудрее. Снова уступать желаниям было бы непростительно. Разве ей в свое время не был преподан жестокий урок?
Алек взял у нее бокал и отвел взгляд. Какими бы ни были его чувства, как бы он ни желал ее, но он не давал себе воли. Крессида сказала себе, что ей нужно следовать его примеру. Она приготовилась извиниться и уйти к себе.
— Присядьте. — Он поднес к губам бокал и сделал несколько глотков, указывая ей рукой на кресло с другой стороны столика.
Это было бы ошибкой. Ей хотелось остаться, потому что она знала, как необходимо ей снова ловить на себе его взгляд, чувствовать, как сильно он желает ее. Но может быть, глупо думать об этом, ведь он всегда смотрел на нее равнодушным взглядом, как смотрят на безобразную картину, прикидывая, что бы такое сказать, чтобы не задеть чувства художника. Но она жаждала этого взгляда. Он разжег тлеющий уголек желания в ее груди, и она не хотела гасить его. И вместо того чтобы пожелать доброй ночи и уйти, Крессида села.
