Жюльетта Бенцони - Любовь, только любовь
Когда на следующий день Катрин открыла глаза, то увидела сидящую рядом Сару, которая ожидала ее пробуждения. Это ее очень удивило. Обычно ее будила Лоиз, бесцеремонно расталкивая, чтобы поднять к ранней утренней службе. Но сейчас ее не было видно, а солнце стояло высоко в небе.
— Сегодня очень важный день, моя козочка, — сказала цыганка, протягивая ей сорочку. — Ты должна быстро встать и одеться. Дядя и мать хотят поговорить с тобой.
— О чем? Ты знаешь?
— Да, я знаю, но обещала не говорить тебе. Катрин была заинтригована. Но она хорошо знала о еврей власти над старой подругой. Она начала обхаживать ее, чтобы выведать правду.
— Это что-нибудь приятное? Но ты же можешь мне сказать, понравится мне это или нет….
— Право, я не знаю. Это может бить и так и эдак. Почему бы не встать и не узнать самой?
Сара засуетилась, плеснула воды в таз для умывания и положила чистую салфетку. Катрин, пренебрегая сорочкой, которую ей протягивала Сара, соскочила с кровати в чем мать родила. В те времена люди спали раздетыми. Она не стыдилась Сары, которая была ей как вторая мать.
Статная цыганка нисколько не изменилась за прошедшие годы. Она была все еще хороша и смугла как прежде. Хоть ей было около сорока, в ее густых черных косах не было ни одного седого волоса. Она только чуточку пополнела — легкая жизнь в доме дяди Матье позволила ее гибкой, ладной фигуре обрасти небольшим слоем жирка. Но ее душа была свободна как всегда и так же независима. Иногда она исчезала на два-три дня, и никто, кроме, пожалуй, Барнаби, не мог догадаться, куда она уходила… Но он умел хранить тайну. А в том опасном и бурном мире, который он выбрал, пренебрегая просьбами Катрин, любой знал, как надо уметь держать язык за зубами.
Одеваясь и приводя себя в порядок с необычной поспешностью, Катрин, любившая обычно полежать и потянуть время, заметила, что Сара смотрит на нее задумчиво.
— В чем дело? Я плохо выгляжу?
— Плохо? Ты, наверное, напрашиваешься на комплимент! Ты прекрасно знаешь, что не можешь выглядеть плохо. Возможно, было бы лучше для тебя, если бы это было так. Не всегда хорошо для девушки быть такой красавицей. Я думала, что не многие мужчины, однажды увидев тебя, способны устоять перед тобой. Это так. И все же тот, кто создан для любви, может принести смерть и страдания…
— Что ты имеешь в виду?
Сара часто делала странные замечания и частенько отказывалась объяснить свои слова. Она просто негромко разговаривала сама с собой. Это и произошло сейчас.
— Ничего, — резко сказала она, подавая девушке зеленое платье, которое было на ней накануне. — Одевайся и ступай вниз.
Когда Сара вышла из комнаты, Катрин поспешно закончила умываться и одеваться, завязала косы лентой, подобранной к ее платью, и спустилась вниз, в большую комнату, где, как сказала Сара, дядя и мать собирались с ней поговорить.
Матье сидел на своем стуле серьезный и озабоченный. Жакетт, перебирая четки, сидела на скамейке напротив него. Оба молчали.
— Вот и я, — сказала Катрин. — Что случилось?
Оба посмотрели на нее так внимательно, как будто видели ее впервые.
Катрин заметила слезы на глазах матери и кинулась к ней. Опустившись перед ней на колени, она обняла ее за талию и прижалась щекой к ее груди.
— Мама… Ты плачешь? Что случилось?
— Ничего, ничего, дорогая. Произошло то, что может принести тебе большое счастье.
— Счастье?
— Да… может быть. Дядя тебе все объяснит.
Матье встал со стула и начал расхаживать взад и вперед по необъятной комнате, занимавшей большую часть второго этажа дома. Его шаги казались тяжелее, чем обычно, будто он пытался заставить себя решиться на что-то. Наконец он остановился перед ней и сказал:
— Ты помнишь те ткани, которые пришли вчера из Италии? Те, что тебе так понравились. Розовая парча…
— Да, — сказала Катрин. — Это те, которые заказал мессир де Брази.
— Вот-вот. Ну, если ты все еще хочешь, то они твои.
— Мои?
Что, дядя Матье внезапно сошел с ума? Почему такому важному человеку, как де Брази, пришло в голову сделать такой дорогой подарок племяннице своего поставщика? Катрин переводила взгляд с дяди на мать и оглядела комнату, будто разубеждая себя, что это не сон. Оба внимательно наблюдали за ней.
— Но… почему? спросила Катрин снова. Матье повернулся и подошел к окну, выглянул наружу, сорвал лист росшего в горшке на подоконнике базилика и вновь подошел к племяннице.
— Потому, что мессир Гарэн оказал нам честь: он просит твоей руки. Я был у него вчера, и он сделал предложение. Я должен сказать, что не вижу никаких возражений против этого. Как я уже сказал, это большая честь, возможно, немного неожиданная, но все равно большая честь.
— Ну, ну, — прервала Жакетт, — не пытайся повлиять на ребенка.
— Я и не пытаюсь, — сказал Матье раздраженно. — Я и сам-то не совсем уверен, что этот брак так уж нужен. По правде говоря, мне как-то не по себе от этого. Я только сказал, что это большая честь. И это чистая правда. Как ты думаешь, дитя мое?
Новость ошеломила девушку. В конце концов это было поразительно. Так внезапно, всего за один вчерашний день де Брази решил связать ее жизнь со своей. Она слишком любила во всем ясность, чтобы не задать Матье еще несколько вопросов.
— Почему мессир Гарэн решил жениться на мне?
— Очевидно, он полюбил тебя, — сказал Матье, пожимая плечами. — В этом нет ничего странного. Он сказал, что никогда не встречал более красивой девушки. И он прав — многие мужчины думают так же. Ну, что же я должен ответить ему?
Жакетт опять встряла в разговор:
— Не торопись, Матье! Все это потрясло бедное дитя! Ты должен дать ей время, чтобы свыкнуться с этой мыслью.
Свыкнуться? О, конечно, свыкнуться с этим будет не просто! Словно в зеркале, в памяти Катрин возник образ Гарэна де Брази, его холодное лицо, единственный глаз, строгие манеры. Он был подобен внезапно ожившей фигуре на гобелене. Но выйти замуж за фигуру на гобелене нельзя.
— Я высоко ценю оказанную мне честь, — ответила Катрин быстро. — Но мне хотелось бы, чтобы мессир де Брази знал — я не хочу выходить замуж. Дело в том, что я не люблю его… но об этом ему не надо говорить.
— Ты отказываешь ему?
Матье был поражен. Он ожидал, что Катрин удивится, не поверит, возможно, это событие взволнует ее. Предложение выйти замуж за такого богатого и могущественного человека должно было, несомненно, переполнить робкую девушку чувством умиления и восторга. Но от того, как это предложение было отвергнуто решительно и энергично, мог оторопеть кто угодно. Катрин, сидевшая сейчас около матери и державшая ее за руку, не казалась подавленной или сколько — нибудь встревоженной. Ее прекрасные глаза были спокойны и ясны, а голос ровен, даже когда она мягко возразила:
