Мишель Маркос - Уроки влюбленного лорда
— Не знаю, что Коналл надеется получить от этой женщины, но она его точно не получит.
— Что ты намерена сделать?
Сделать она могла лишь одну вещь, чтобы получить от Коналла Макьюэна свободу для себя и Уиллоу. Отвоевать Коналла и выйти за него замуж, чего бы ей это ни стоило.
— Снова все возвращается на круги своя, да? Выйти замуж за господина, чтобы освободиться от бремени ученичества?
— Да. Я и без того зашла слишком далеко. Еще немного — и мы обретем свободу.
— Но мне хорошо здесь, Шона. Как дома. Я думала, ты чувствуешь то же самое. Я думала, ты питаешь к господину искреннюю нежность. Неужели ничего не осталось?
От этих слов у Шоны внутри все перевернулось. Последние недели стали самыми счастливыми в ее жизни. Коналл возродил в ней чувства, которые — она могла поклясться — были вырваны с корнем из ее сердца. Он показал, что, несмотря на все ее несовершенства, ее можно любить, и она ответила ему взаимностью. Использовать его сейчас было бы неправильно. Как сможет она превратить свое живое сердце в сердце из камня? Как сможет смотреть на Коналла и видеть только ключ от своей запертой клетки… и ничего другого?
— У меня не может быть дома у Коналла. Уже не может. С той женщиной в гостиной. Он предпочел ее мне, но я этого просто так не оставлю. Даже если он хочет ее больше, я сделаю так, чтобы он женился сначала на мне. А леди Вайолет пусть забирает его себе после меня.
— Думаешь, можешь заставить его сделать тебе предложение?
— Думаю, что могу. — Шона видела эту возможность в его уважении к ней, в благородстве его характера. И в его поцелуе. Во всем этом чувствовалась нежность. Но пока этого было недостаточно. — Хотя прямо сейчас я бы предпочла видеть, как он корчится на коленях от боли, а не как делает предложение.
— Едва ли такое отношение будет правильным, если ты собираешься завоевать сердце мужчины.
Шона подошла к маленькому столику, где они держали зеркало.
— Для начала мне нужно избавиться от этой ведьмы и ее матери. Если он думает, что я намерена оставить свое место за обеденным столом, то будет удивлен. — Она посмотрела на Уиллоу: — Я достаточно хорошо выгляжу?
— Смотря для чего?
— Для ужина?
— Чтобы есть или подавать?
— Уиллоу… — Шона от досады всплеснула руками.
— В таком виде идти нельзя. В этом платье, со спутанными, как лошадиная грива, волосами. Давай приведу тебя в порядок. И тогда спустишься вниз и покажешь этой бледной английской поганке, какие мы шотландки женщины!
Спускаясь по ступенькам, Шона чувствовала себя неловко, как овца, наряженная в нижнюю юбку.
Уиллоу сшила себе новое выходное платье, но на этот случай дала его Шоне. Элегантные кружевные оборки, украшавшие рукава и подол платья из муслина с набивным рисунком, придавали ему очаровательный французский шарм. Высокую линию талии подчеркивала розовая лента. Но платье было еще не закончено. Носить его предполагалось с шемизеткой, чтобы прикрыть откровенно низкий вырез. И от Шоны потребовалось немалое мужество, чтобы надеть его в таком виде. Уиллоу сделала сестре прическу, собрав ее волосы на макушке и украсив узел цветами. Результат превзошел все ожидания.
Но из‑за этого Шона едва не опоздала на ужин.
Баннерман встретил ее в коридоре:
— Хозяева и гости в гостиной, мисс, пьют аперитив — Его губ коснулась мягкая улыбка. — Осмелюсь добавить, мисс Шона, что вы выглядите очаровательно.
Его похвала вызвала у нее улыбку, но в сердце закралась неясная тревога. Если ее старания не приведут к успеху, значит, нет никакой надежды. Срочность и важность миссии легли на нее тяжким бременем, и внутри все сжалось от напряжения, заставив Шону схватиться за живот.
— Я как раз собирался объявить ужин, — продолжил дворецкий, — но могу еще немного подождать.
Баннерман открыл дверь, пропуская ее вперед.
Шона обвела глазами комнату. Коналл сидел на диване и спокойно разговаривал с леди Вайолет. В темно‑синем фраке, в каком она его впервые увидела, он выглядел особенно красивым. При виде его у нее захватило дух.
Чувствовал ли он к ней то же самое, что и она к нему? Найдет ли ее привлекательнее нарядной леди Вайолет, которая затмевала ее в своем белом платье из органзы с красиво ниспадающими складками, подвязанном алой шелковой лентой? Не заставит ли его ее совсем не шотландский наряд хотя бы повернуть голову в ее сторону?
Коналл встал, и с ним взмыла ее надежда. Его лицо выразило удивление, и он почти улыбнулся.
— Шона, ты… — он запнулся, словно у него перехватило дыхание, — ты решила к нам присоединиться, — произнес он ради леди Вайолет совсем не то, что думал. И это вновь рассердило Шону.
— Ага, то есть да. Надеюсь, меня все еще хотят видеть за этим столом.
К ней подошел Стюарт и склонился над ее рукой.
— Несомненно. И позволю себе заметить, что сегодня вы выглядите сногсшибательно.
— Спасибо, Стюарт. Вы тоже сегодня хороши собой.
Леди Вайолет отвернулась. Ее безрадостные глаза влажно блеснули в мерцании огня.
Ослепительно сверкая бриллиантами на шее, к ней приблизилась герцогиня.
— Добрый вечер, мисс Шона. Я не имела представления, что Балленкрифф ужинает со своим управляющим.
— Ему нравится ежедневно выслушивать доклады о состоянии дел в его имении.
Герцогиня повернулась к Коналлу:
— Балленкрифф, этот доклад, он вам и сегодня потребуется?
Коналл не спускал с Шоны глаз.
— Он… исключительно важен для меня.
Темные глаза герцогини оценивающе скользнули по фигуре Шоны. Шона, хотя и была на несколько дюймов выше герцогини, последняя обладала способностью заставлять других людей чувствовать себя меньше в ее присутствии.
Дверь, щелкнув, открылась, и лакей объявил, что ужин подан. Соблюдая протокол, Коналл проводил герцогиню в столовую. Стюарт подал одну руку леди Вайолет, а вторую — Шоне. Шона не могла отвести взгляда от широкой спины Коналла. Он шел впереди, и она с болью в сердце думала, что он может навсегда уйти из ее жизни. Шона бросила ревнивый взгляд на леди Вайолет по другую сторону от Стюарта, готовая выцарапать ее красивые миндалевидные глаза, если обнаружит, что девушка тоже пялится на Коналла. Но к ее удивлению, леди Вайолет сосредоточила свое внимание на Стюарте.
Длинный стол красного дерева в столовой украшал новый сервиз из белого фарфора с голубой филигранью и золотой окантовкой, которого Шона раньше не видела. В сиянии свечей сверкали хрусталем гравированные бокалы. Теплые отблески пламени придавали голубым стенам красноватый оттенок, окрашивая комнату в фиолетовые тона.
