Жюльетта Бенцони - Констанция. Книга четвертая
Услышав шум, король оставил свою возлюбленную и вышел из ее спальни.
— Маркиз?! — воскликнул король.
— Да, ваше величество, это я. Французы все ближе и ближе, завтра они будут в Риволи. Так что надо спешно эвакуироваться. — Да? — как бы думая о чем-то своем, обронил король. — Спасибо, маркиз, что предупредили.
— Ваше величество, поспешите, иначе будет поздно.
— Да-да, маркиз, — король прислушивался больше не к тому, что говорит маркиз, а к тому, что происходит в спальне Констанции. — Извините, маркиз, я очень занят, — король резко развернулся и скрылся за дверью.
Маркиз пожал плечами.
— Кто это приходил? — спросила Констанция.
— Маркиз Лоренцетти, — ответил король, всыпая в ванну белый едкий порошок.
— Что он хотел? — морщась от удушливого запаха, спросила Констанция.
— Он говорит, что французы завтра могут быть в Риволи.
— Французы в Риволи! — воскликнула женщина. — Боже, а что же будет с нами?!
— Не волнуйся, я тебя спасу.
— Но как, как, Витторио?
— Не волнуйся, дорогая, вот только примешь ванну, я наложу маску, спеленаю тебя, а потом сразу же отдам распоряжения, начнем эвакуацию.
— Боже, как это ужасно! Почему они дошли до Риволи?
Король пожал плечами.
— Не думай об этом, дыши как можно глубже.
— Ты сумасшедший, — прошептала Констанция уже который раз за день.
— Да, возможно, но я, тем не менее, люблю тебя и не представляю свою жизнь без тебя.
— Любишь, не любишь, какая разница? Французы захватили Пьемонт, а ты говоришь мне о любви.
— Ну и что? Они могут захватить всю землю, а я, Констанция, буду продолжать любить тебя.
— Это ужасно, Витторио, ты даже сам не понимаешь, до какого безумства дошел.
— Это неважно. Не разговаривай, дыши ртом, вдыхай этот пар, доктор говорит, что он очень целебный.
— Я сомневаюсь, что меня вообще что-либо может спасти.
— Я, Констанция, спасу тебя.
Через час, когда вода в ванной уже остыла, король бережно вытащил Констанцию и на руках перенес в постель. А затем принялся обмазывать ее тело серой мазью и укутывать тканью.
— Как ты себя чувствуешь, тебе легче?
— Да, — заскрежетав зубами, ответила Констанция, — мне легче. Иди отдавай распоряжения, пусть из твоего дворца все увозят, а самое главное, пусть заберут картины.
— Еще будут какие-то пожелания? — осведомился король Витторио, с улыбкой глядя на Констанцию.
— Пока нет.
— Значит, дорогая, твои дела пошли на поправку, ты начинаешь разговаривать, как и прежде.
Король привязал Констанцию, а сам, собрав охрану и челядь, быстро стал отдавать распоряжения.
— Карета с наследником уедет первой.
— Нет, — воскликнула королева, — я хочу уехать вместе с тобой. Король зло сверкнул глазами, и королева замолчала.
— Скажи моему сыну, пусть собирается. Королева поклонилась и покинула гостиную. Эвакуация проходила впопыхах, бралось только самое ценное, самое дорогое.
— И приготовьте для меня большую карету.
— Слушаюсь, ваше величество, — сказал дворецкий, — распоряжение уже отдано.
— Хорошо, — крикнул король, вбегая на второй этаж туда, где он оставил Констанцию.
Та лежала с открытыми глазами, она выглядела так, будто ее распяли на этой большой белоснежной кровати.
— Ну что там? — спросила она, прислушиваясь к грохоту далекой канонады.
— Да ничего, дорогая, все нормально. Я отдал распоряжения и на рассвете мы покинем Риволи.
У королевского дворца собирались разрозненные остатки разбитых полков, беженцы. Весь подъезд и вся центральная аллея были запружены повозками убегающих крестьян, истошно ржали лошади, мычали коровы, блеяли овцы. А на горизонте все ярче и ярче пылало зарево. Крестьяне испуганно оглядывались.
— Это наше селение горит! — кричал седоусый мужчина.
— Да, да, наше, а вон там горит другое селение, люди из него ушли еще вчера, там остался только священник, — говорил седоусый, — он не захотел уходить.
— Да, у вас в селении хороший священник. Вдруг какая-то женщина истошно завопила:
— Это все она, она! Шлюха, королевская шлюха виновата, из-за нее король потерял голову!
— Шлюха! Шлюха! — подхватило сразу же несколько голосов.
Король плотно прикрыл окно и задернул тяжелые шторы.
— Что они кричат? — чуть-чуть приподнявшись, спросила Констанция.
— Они обезумели от страха, вот и орут.
— Нет, по-моему, они кричат, что все произошло из-за меня.
— Да нет же, нет, Констанция, успокойся, все произошло из-за меня.
— Вот видишь, и они, весь народ обзывает меня королевской шлюхой.
— Да будь они неладны все! Для меня ты самая дорогая и любимая.
Послышались выстрелы. Король подошел к окну и, отдернув штору, выглянул.
— Что там? — осведомилась Констанция.
— Солдаты стреляют в крестьян, которые рвутся во дворец.
— Они, наверное, хотят меня растерзать, — сказала женщина, и на ее лице появилось странное выражение, такое, будто ей даже эта мысль была приятна.
— Не думай об этом, это чернь, взбесившаяся и обезумевшая чернь.
— Нет, они, Витторио, правы, я королевская шлюха и все, что произошло, произошло из-за меня.
— Да нет, просто так было угодно Богу, Констанция. А у дворца разбушевавшийся народ продолжал скандировать:
— Повесить! Сжечь эту мерзость! К тому же она смертельно больна!
— Повесить ее вот здесь, на дереве! — кричал молодой парень.
Эта графиня де Бодуэн ведьма, к тому же она француженка!
— Француженка! Француженка! — подхватило сразу несколько десятков голосов. — Повесить! Повесить!
Король, как затравленный зверь, огляделся по сторонам. Наконец, он увидел сложенное в дальнем углу оружие. Он подбежал, схватил ружье и, распахнув окно, даже не целясь, выстрелил в толпу.
Кто-то вскрикнул и послышался стон. Люди бросились врассыпную, но буквально через несколько минут они скандировали в другом месте:
— французская шлюха! Повесить! Распять! Утопить! Сжечь!
— Мерзавцы! Мерзавцы! Где солдаты?
— Они правы, Витторио, они правы, действительно, я всего лишь шлюха.
— Замолчи, иначе я застрелю тебя!
— Если ты это сделаешь, я буду счастлива.
— Замолчи! — король подбежал к двери и ударом ноги распахнул ее. — Карета готова? — крикнул он в темный коридор, по которому сновали слуги, вынося картины, скульптуры, серебро.
— Да, ваше величество, — сказал появившийся как будто из-под земли дворецкий.
Король вбежал в спальню, закутал Констанцию в одеяло и бережно неся на руках, спустился к карете. Он уложил ее на сиденье, сам сел рядом.
— Трогай! — приказал он кучеру.
Тот натянул поводья и шестерка лошадей с трудом пробиваясь среди крестьянских повозок, коров, лошадей, отступающих солдат, двинулась по дороге.
А вокруг кричали:
— Шлюха! Шлюха! Она во всем виновата, она одурачила короля, околодовала его! Сжечь! Сжечь!
Толпа беженцев бросилась к карете короля и кто-то открыл дверь.
— Вот она! — закричали все, увидев белое одеяло, в которое была закутана Констанция.
Но в это время прогремел выстрел и смельчак, взмахнув руками, упал на землю.
— Если еще кто-нибудь приблизится, застрелю! — рявкнул король.
Толпа крестьян бросилась врассыпную.
— Вот так! — сказал Витторио, закрывая дверь и задергивая шторы. — Кучер, гони! — выглянув в окошко, бросил король.
— Ваше величество, дорога запружена, там люди.
— Гони, я тебе сказал!
И кучер, приподнявшись на козлах, стал щелкать кнутом и истошно кричать:
— Дорогу королю! С дороги! Два офицера верхом, с факелами в руках, помчались впереди кареты, расшвыривая людей направо и налево.
— Мне наплевать на них на всех, — шептал король, склонясь к Констанции, — мне наплевать на Пьемонт, у меня есть только ты и больше ничего и поэтому я пойду на все, чтобы спасти тебя. Констация закрыла глаза.
А король гладил своей крепкой ладонью ее волосы, не уставая приговаривать:
— Ты для меня все. Спи, спи, Констанция, спи моя дорогая.
Карету подбрасывало, трясло, а Констанция и в самом деле заснула. Силы понемногу возвращались к ней.
Когда Констанция проснулась, в окошко кареты ярко светило солнце. Она даже зажмурилась.
— Боже, солнце, — прошептала женщина.
— Да-да, солнце, уже полдень, дорогая, сейчас я буду тебя кормить.
— Где мы? — Констанция выглянула в окошко.
— К вечеру будем у границы Пьемонта.
— Ах, да, я и забыла, ты спасаешь меня, бросив королевство.
— Я тебе уже говорил, плевать мне на корону и на все почести, для меня нет ничего важнее, чем ты, Констанция, чем твое здоровье, за тебя я готов отдать все. Констанция улыбнулась.
— Птицы поют, — вдруг произнесла она.
Король вздрогнул, будто ему сказали что-то ужасное.
— Да-да, птицы, — он отдернул шторку на втором окне.
