Жюльетта Бенцони - Констанция. Книга вторая
Обзор книги Жюльетта Бенцони - Констанция. Книга вторая
Жюльетта Бенцони
Констанция. Книга вторая
ГЛАВА 1
Когда шел дождь, деревенское кладбище казалось довольно мрачным. Мокрые каменные надгробия, потемневшие стены церкви. В глубокой могильной яме на дне стояла вода, и крупные капли дождя барабанили по крышке гроба, в которой покоился старый Гильом Реньяр. Капли стучали так, словно забивали в крышку последние гвозди. И все собравшиеся на кладбище не могли поверить в то, что старый Гильом никогда уже не встанет и никогда его грозный крик не заставит похолодеть их души.
Лица собравшихся были серьезны, черные одежды пришедшихпроводить Гильома Реньяра в последний путь лишь толькоусугубляли мрачность пейзажа. Казалось, это стая воронов — стервятников собралась поделить добычу.
Старый священник стоял возле кучи свежевырытой земли идержал в руках толстенную Библию. Он распахнул старинныйфолиант и, даже не обращая внимания на то, что на пожелтевшиестраницы сыплет крупный дождь, не заглядывая в текст, принялсямонотонно читать отходную молитву.
Виктор стоял рядом с гробом. Он понуро опустил голову изакрыл глаза. Младшие братья стояли поодаль.Над серым, словно лишенным красок кладбищем стлались заунывные слова латинской молитвы. Казалось, дождь прижимает их к земле и не дает подняться к небесам.
Священник захлопнул Библию и вскинул голову. Но никто непосмотрел ему в глаза. Ни один из Реньяров не посмел этого сделать, ведь каждый понимал, что смерть старого Гильома и на его совести тоже.
Священник указал перстом на сверкающий мокрый гроб.
— Он был рожден благородной женщиной, а вот теперь он завялкак прекрасный цветок. И никогда больше его тень не упадет наземлю, никогда больше мы не услышим его голоса. Но не надоотчаиваться, — священник посмотрел на понурившего головуВиктора, чьи волосы были уже мокры от дождя, — ведь каждого изнас ждет смерть и всемилостивейший господь примет нас и проститнам все наши грехи. И пусть бог святейший и всемогущий насвсепрощающий спаситель примет его в лоно свое.
Филипп Абинье прислушивался к словам священника, которыедолетали до него вместе с порывами ветра. Он до боли в глазахвсматривался в фигуры собравшихся у могилы. Он искал среди нихКонстанцию. Его сердце бешено билось, готовое вот-вот вырваться изгруди.
— Она должна быть здесь! — шептал Филипп. — Ну конечно же, вон она! — и его сердце обмирало.
Филипп видел длинные волнистые каштановые волосы, но потомоказывалось, что это совсем другая девушка, которой Филипп дажене знал. Скорее всего, это была какая-то дальняя родственница, ведьона стояла рядом с Клодом.
«Но я же должен чувствовать, — думал Филипп, — здесь Констанция или нет. Где она? Где она?»— взглядом перебегал он с одной фигуры на другую, но черные плащи, накидки казались одинаковыми.
Виктор Реньяр поднял голову, и Филипп, испугавшись, укрылсяза старым надмогильным камнем.
Тщетно искал на кладбище свою возлюбленную Филипп Абинье, не было ее среди собравшихся у могилы и быть не могло.Ведь в это время девушка сидела одна в низком каменном строении и плакала. И было в этом плаче все — и тоска по возлюбленному, и слезы прощания с Гильомом Реньяром, который до самой последней минуты был к ней добр и благословил ее и Филиппа брак, желая перед смертью помирить две враждующие семьи. Была злость на Виктора и его братьев.
Констанция чувствовала, что она в самом деле не такая как они.Только она одна и плакала в тот момент, когда старого Гильомаопускали в могилу и комья земли глухо ударялись о крышкумокрого гроба, растекаясь грязными пятнами.
А вечером, после похорон, когда солнце спряталось за холмами, в доме Реньяров как всегда были накрыты столы. Сперва сидевшие заними мужчины вели себя довольно степенно, но с каждой выпитойкружкой вина поминки постепенно превращались в оргию.Появились женщины, послышались веселые песни, никто из собравшихся не вспоминал ухе о Гильоме Реньяре, все только и делали, чтославили Виктора.Тот сидел во главе стола мрачный и угрюмый, на том самом месте, где обычно сиживал его отец. Виктор понимал, теперь онполновластный хозяин в доме и теперь суждено осуществиться самымего сокровенным мечтам. Но почему так тяжело на сердце? Почемуэто не радует? Ведь он столько лет ждал этого дня, ведь он же, еслибыть честным перед самим собой, желал смерти своего отца, мечтал оней.
И вот теперь власть в его руках. Но он не может приказать этимлюдям расплакаться, не может приказать смеяться, не может заставитьбыть счастливыми. Он может только деньгами или угрозами заставитьих повиноваться. Но разве это власть?
— Я не властен над чувствами других, — шептал Виктор, — онивсе ненавидят меня как ненавидели моего отца, и как я ненавидел их.
Виктор пил вино кружку за кружкой, но хмель не брал его, лишьтолько глаза наливались кровью, а в ушах начинало гудеть. Он, сжавкулаки, сидел во главе стола, с презрением глядя на всех, кто сиделсейчас здесь.
Жак и Клод совсем не пили. Они уже давно сидели в сторонке ипоглядывали на старшего брата.
— Ну что? — спросил Жак.
— Я согласен, — сказал Клод. Они неторопливо поднялись из-застола и двинулись к выходу. Они делали вид, что сильно пьяны, пошатывались, один поддерживал другого, но когда вышли за дверь иочутились на крыльце, их лица стали сразу же суровыми и решительными.
— Где сумки? — спросил Жак.
— На конюшне.
— Тогда пошли седлать лошадей.
И двое мужчин нырнули в ночную тьму, рассекаемую дождем.А через несколько минут они уже выводили двух оседланных лошадей с переметными сумками.
— Может, попрощаться с Констанцией? — предложил Жак.
— А что мы сможем ей сказать?! — обозлившись на брата, сказалКлод. — Ведь мы не помогли ей, позволили Виктору обмануть всех.
— Да, брат, ты прав.
Некоторое время они молчали, не решаясь сесть в седла.
— Нет, не будем прощаться с Констанцией, тем более, что теперьу нее есть защитник — Филипп Абинье. Ведь он, Жак, считай, ее законный муж, их благословил перед смертью наш отец.
— Да, Жак, это было последнее и может быть, самое доброе егодело. Поехали, может в чужих краях мы найдем свое счастье, а здесьнам больше искать нечего.
— Да, Виктор теперь завладел всем, а теперь он еще и ослеплензлобой. А мне не хочется больше участвовать в стычках, грабежах.Лучше я буду кому-нибудь служить за деньги, чем подчиняться Виктору.
Братья с тоской посмотрели на окна родного дома, посколькубыло неизвестно, вернутся ли они сюда когда-нибудь, и тихо выехалисо двора.Ночь поглотила их.
Единственным человеком, кто видел, как уезжают Клод и Жак, была Констанция. Припав к щели в ставнях, она смотрела на них исердце ее сжималось от жалости к кузенам. Она даже слышала, о чемони говорили, хотела было окликнуть их, но передумала. Что-тоудержало ее от этого поступка, а что — она сама не могла понять.Может быть и в самом деле, ей и братьям нечего было сказать друг другу, ведь раньше их объединял Гильом Реньяр, а после его смерти эта тонкая нить оборвалась. И теперь они стали чужими людьми.
