Жаклин Санд - Мадам Флёр
– К одному моему старому приятелю, – ответил виконт рассеянно. – Я хотел бы представить ему вас, а заодно надеюсь, что он нам поможет.
– Поможет нам? Вот как?
– Эта ваша прелестная привычка переспрашивать с такой надеждой, госпожа де Виньоль!
– Вы, кажется, называли меня по имени.
– А вы меня – нет. Ну да ладно. Вам понравится этот человек, и я надеюсь, что вы прислушаетесь к тому, что он говорит. В нем живет некая особенная мудрость, хотя он вовсе не кажется мудрецом.
– Вот как!
– Да, именно так. Впрочем, вы сами сможете о нем судить. – Виконт, наконец, отвлекся от созерцания утра в окошке кареты и улыбнулся госпоже де Виньоль, повторив: – Он вам понравится.
– А не слишком ли рано для визита?
– Этот человек встает с первыми лучами зари. К тому же, я отослал предупреждающую записку еще до рассвета. Приличия соблюдены, уверяю вас.
– Виконт, – нерешительно произнесла Флер, – я хотела бы узнать… Тот бандит, которого вы отпустили вчера…
– Шрам? – Он ждал этого вопроса. – Да, я его знал прежде, вы об этом хотели спросить?
– Но откуда? То есть, я желаю сказать, что обычно такие люди, как вы, не знаются с подобными ему. А он говорил с вами уважительно, и вы его отпустили. Почему вы так сделали? Ведь он пришел вас убить. Почему вы уверены, что он не попытается сделать это снова, выстрелив в вас из-за угла?
По всей видимости, Флер после вчерашнего пришла в себя достаточно, чтобы задавать эти вопросы не со страхом, а с любопытством.
– Ах, вот вы о чем. Не тревожьтесь о моей жизни, во всяком случае, в том, что касается Шрама. Вы правы, он желал забрать мою жизнь; но теперь он ни за что этого не сделает. Шрам – один из наемных убийц Парижа, не лучший, но хороший, и поверьте мне, если бы он желал меня убить вчера, он взял бы с собою не этих желторотиков, которые и палаш-то толком держать не умеют. Шраму я хорошо известен, и мы с ним соблюдали нейтралитет, до вчерашнего дня. Он не хотел меня убивать.
– Как же не хотел, – беспомощно произнесла госпожа де Виньоль, – если…
– Ну разумеется, он не мог отказаться от подобного заказа. Особенно если чувствовал, что за тем, кто его сделал, стоит реальная власть. Такого не прощают. Но Шрам хитер, как сто лисиц; он все рассчитал. Я и не заметил, как он мне поддался в схватке, и поначалу принял все за чистую монету, чем и сыграл ему на руку.
Улыбка Сезара стала поистине дьявольски обаятельной.
– Не удивлюсь, если он давно хотел покинуть Париж, а тут такой предлог! Обоснуется в Марселе, будет там столичной шишкой, хотя по мне, видит Бог, лучше уж сумасшедшие парижане, чем чванливые провансальцы. А марсельцы – так они вообще отдельная нация…
– Но скажите же, откуда вы его знаете!
– О, история долгая. Наши дорожки пересеклись, когда я занимался дельцем вроде этого, только более кровавым. В том насчитывался уже десяток трупов, когда я повстречался со Шрамом. Тогда ему удалось от меня уйти, а позже я узнал, что он был и вовсе ни при чем, так что не стал его более преследовать; по всей видимости, он оценил.
– Вы… занимались дельцем? – растерянно повторила Флер. – Но вы же не полицейский, Сезар!
Довольный тем, что она, по рассеянности или намеренно, назвала его по имени, виконт сказал:
– Верно, не полицейский. Я изощренный любитель.
– Так кто же вы такой на самом деле? – она смотрела на него во все глаза.
Сезар рассмеялся и не ответил.
В Сен-Манде, небольшом городке, стремительно врастающем в Париж, который столь же стремительно разрастался (процесс этот являлся обоюдным, и большой город глотал мелкие городки, прилепившиеся к нему, как рыба побольше заглатывает рыбешку помельче), было слишком рано для того, чтобы на улицах возникла осмысленная деятельность. Обитатели небольших домиков еще спали, а поместья, прятавшиеся за серым камнем стен и кованой пеною решеток, хранили молчание, словно хорошо выдрессированные псы. Карета проехала мимо длинного забора – за ним, как пояснил виконт, начиналось бывшее владение гордеца Фуке, желавшего перещеголять короля в богатстве и жестоко за это поплатившегося еще полтора с лишним века назад, – и свернула на длинную тенистую улицу, обсаженную высоченными тополями. Их нежный шелест казался песней нимф, навевающей сны. Воздух, проткнутый копьями солнечного света, казалось, можно было пить, словно белое вино.
Гостей ждали, и потому ворота стояли распахнутыми, а видневшийся в глубине ухоженного сада дом выглядел, словно на картинке. Сложенный из серого камня, он в ярком утреннем свете показался Флер сладким и незыблемым приютом, который она в глубине души всегда желала обрести. Ее стремления никогда не лежали в области славы или же еще большей знатности, чем у нее была, или же знакомств с влиятельными людьми; не привлекала ее и светская жизнь, вроде той, что вела в своем салоне мадам де Жерве. Но такой вот дом, не слишком большой, не слишком маленький, являлся если не пределом ее мечтаний, то значительной их частью; в таком доме можно растить детей, в нем не бывает зла, а самая большая беда – это порванная при вышивании нитка или разбитая коленка сына. И жить здесь могли только люди, у которых все хорошо на душе. Так считала Флер; и, доверяя виконту, она надеялась, что знакомство окажется приятным.
Одетый в серый костюм седовласый слуга распахнул дверцу кареты; Сезар помог Флер выйти, ответил на приветствие и спросил, где хозяин.
– Он на террасе, ваша светлость, – поклонился слуга. – Где обычно.
– А, хорошо! В таком случае, мы сами его найдем. – Он подал Флер руку. – Идемте, госпожа де Виньоль, нам вот по этой дорожке.
Они пошли по тропе, усыпанной светлым гравием, среди цветущих розовых кустов – эти поздние розы уже роняли лепестки, но по-прежнему распространяли вокруг себя пьянящий аромат. Над раскрывшимися навстречу солнечному свету цветками вились деловитые пчелы, их маленькие мохнатые тельца взмывали и опускались в потоках утреннего сияния, и это напоминало танец – древний, дикий и прекрасный танец самой природы. Какая-то птица крикнула в ветвях вяза над головами у проходивших мимо людей, шевельнулись ветки. Толстый серый кот спал на постаменте прямо у ног садовой статуи, изображавшей Афину.
Виконт и госпожа де Виньоль обогнули дом, и их взорам открылась прелестная каменная терраса, с которой в сад полукругом спускались ступени. На террасе в удобном кресле восседал человек, являвшийся, по всей видимости, хозяином этого чудесного дома.
Он был уже далеко не молод, морщины избороздили его лицо, однако, не портя его, а придавая еще больше красоты и величия. Есть люди, которых старость красит, и господин, сидевший на террасе, из таких. Даже сейчас, когда неизбежные отметины старости лежали на нем, он казался сильным – чудовищно сильным, будто от него исходило властное и покоряющее сияние. У него был жесткий подбородок, веселые серые глаза, сверкавшие под высоким лбом, тщательно расчесанные бородка и усы, и длинные седые волосы. Его одежда оказалась простой: белая рубашка, штаны, стеганый жилет и мягкие ботинки, из тех, что привычно и давно носят дома. Он поднялся навстречу визитерам без видимых усилий и поджидал их, стоя у своего кресла, пока Сезар помогал Флер взойти по ступеням.
