Роксана Гедеон - Парижские бульвары
Когда карета переехала мост и пересекла площадь Луи XV, я поняла, что мы держим путь в Сен-Жермен.
За всю дорогу незнакомец не произнес больше ни слова.
3Карета въехала в широко распахнутые ворота и остановилась у входа в огромный особняк.
Большой двор с садом и клумбами был затенен могучими старыми дубами, скрывавшими от глаз все ночное небо. Окна особняка – скорее, дворца в стиле Рамбуйе – были темны. Я была так занята наблюдениями, что даже не заметила, как исчез мой спутник. Я принялась тревожно дергать дверцу кареты, но она, захлопнутая тайной пружиной, не поддавалась.
Что такое?
Я выглянула в окошко. Из особняка медленным шагом направлялся ко мне лакей со свечой в руке.
Что-то щелкнуло, и дверца открылась.
– Сударыня, почтительнейше прошу вас следовать за мной, – произнес лакей.
Я начала тревожиться. Во-первых, незнакомец оказался не таким, как я предполагала. Во-вторых, он приказывает слугам обращаться со мной как с королевой, будто знает о моем происхождении. В-третьих, он завез меня неизвестно куда… Впрочем, разве у меня был выбор? Вспомнив о том, что в кармане у меня нет ни одного су, я покорно пошла вперед и очутилась в огромной прихожей – англичане называют такие прихожие холлами. Холл этот был розового дерева, с мраморными цоколями, мозаичным сверкающим полом и множеством изящных японских ваз на мраморных столиках с золотыми решетками. В японских вазах цвели низкие, густо разросшиеся розовые кусты, осыпающие душистые лепестки на пол. Потолок был тщательно расписан в стиле Буше и ярко освещен большой люстрой с хрустальными подвесками и золочеными разветвлениями в виде лилий с воткнутыми в них розовыми ароматическими свечами.
Я была потрясена. Мне пришлось увидеть роскошь, равную которой я встречала разве что в Версале. Даже мой отец не позволял себе такого… Кто же этот человек, черт возьми? К кому я приехала?
– Сударыня, прошу вас, – напомнил мне лакей, увидев, что я стою в полнейшей растерянности.
Я пошла следом за ним, чувствуя смутную тревогу и опасения. Кроме того, среди такой сказочной роскоши я наверняка казалась гадким утенком в своих выцветших лохмотьях.
Персидский ковер, которым была устлана широкая лестница, полностью поглощал звуки шагов. Лакей толкнул дверь, почтительно пропуская меня вперед.
– Сударыня, мы уже пришли.
Я вошла. Он прикрыл дверь и скрылся.
Тихо ступая по паркету розового дерева, я перешла порог белого кашемирового будуара, украшенного росписями в стиле Греза. Здесь было кокетливо и уютно; этого ощущения не нарушала даже строгая крошечная молельня, устроенная в уголке. Будуар был маленький, с двумя этажерками работы Буля, обюссоновскими коврами и серой с золотом мебелью. Стены были покрыты бесчисленными гобеленами. Сладко благоухали цветы. Здесь царствовал полумрак: горело лишь две свечи на шкафчике резного дерева.
Я прошла через будуар и оказалась в спальне.
Да, в голубой спальне, затянутой шелком и кружевами, где жарко полыхал белый мраморный камин. В глубине темного алькова таилась огромная великолепная кровать, наполовину задернутая шелковым пологом с вышитыми на нем золотыми цветами. Рядом стояла китайская ширма лазоревого цвета с рисунками, покрытыми лаком. Спальня освещалась десятью длинными белыми свечами в канделябрах тонкой работы Клодиона. Тикали часы в готическом стиле с тонкими чеканными украшениями и филигранью: я увидела, что уже за полночь. На камине два золотых тритона держали в зубах розовато-белые коралловые ветви с висящими на них, вместо плодов, ювелирными украшениями.
Здесь много было странного, диковинного, забавного… И цветы, цветы повсюду – розы в японских вазах на столиках, на кровати, даже на полу…
Право, можно было подумать, что незнакомец кого-то ждал. Но не меня же, во всяком случае! Я чувствовала себя очень неуверенно.
Шорох раздался у меня за спиной. Я вскрикнула от испуга.
Плотно прилегающая к шелковой обивке дверь отделилась от стены, и в спальню вошла аккуратная девушка в белом переднике.
– Извините, мадам, – сказала она, присев в реверансе. – Меня зовут Клодина. Вы будете ужинать?
О, есть я хотела больше всего на свете, и, не заботясь о чувстве собственного достоинства, поспешно кивнула. Или сегодня поистине ночь чудес, или я просто сошла с ума…
Клодина потянула за шнур, и почти в то же мгновение я с изумлением увидела, как в полу постепенно образуется дыра, а из дыры вырастает маленький складной столик, уставленный блюдами! Точь-в-точь как в доме графа д'Артуа! Для интимных ужинов он, помнится, тоже устраивал такие вещи.
Когда я опомнилась от удивления, Клодина уже исчезла.
Я растерялась. Уж не сон ли все это? Из нищеты попасть в рай – уж не слишком ли это для одной ночи? Я опасалась, что все, что я вижу вокруг, – лишь плод моего воображения.
Я набросилась на еду с аппетитом голодного волка, только теперь осознав, что не сплю и не грежу. Еда ведь была настоящая. И куда более вкусная, чем луковый суп гражданки Дюбрей. А если еще вспомнить тюремные обеды… Там не подавали рагу из белого мяса, бульонов, свежих овощей и хереса.
Утолив голод, я иными глазами взглянула на обстановку спальни. Здесь, несомненно, жил человек не только очень богатый, но и обладающий превосходным вкусом. Это не был выскочка. Это был человек, много времени отдавший воспитанию у себя чувства изящного, а потом обставивший свой дом в соответствии с этим чувством. Роскошь спальни не была крикливой, аляповатой, бросающейся в глаза; напротив, сначала замечалась краса, а уж потом роскошь.
Недоумевая, я прошлась по спальне. Мой незнакомец не показывался. Я чувствовала, что начинаю засыпать. Лишь смутное чувство тревоги не давало мне прикорнуть на краешке этой великолепной постели. Я не могла понять, почему оказалась здесь. Тот человек, несомненно, принял меня за уличную красотку. Так неужели он всех уличных красоток принимает по-королевски?
На туалетном столике я увидела флакон душистой розовой воды, и меня охватило непобедимое желание освежиться. У меня уже сто лет не было никаких духов. К тому же в спальне я одна. Я постараюсь быть осторожной и, услышав шаги, поставлю флакон на место.
Не долго думая, я стянула с себя все лохмотья и, оставшись полностью обнаженной, взяла губку и флакон и зашла за ширму.
От удовольствия я закрыла глаза. Нежные запахи дурманили голову, сладко обволакивали сознание. Крылья носа у меня затрепетали, я закинула голову назад, вся отдавшись во власть мягких прикосновений душистой губки к телу. Господи ты Боже мой, я почти забыла, что это такое – духи… И подумать только, было время, когда я их вообще не замечала.
