Роксана Гедеон - Парижские бульвары
Стефания молчала, упрямо и сердито сдвинув брови. Я поняла, что ее не тронули мои слова. Ах, не все ли равно! Кто она такая? В конце концов, я пришла повидаться с братом, и, если его жена не хочет меня видеть, я уйду – но только после того, как встречу Джакомо.
Тихие шаги послышались сзади. Еще не оборачиваясь, я поняла, что он пришел. Слегка постукивала о землю трость…
– Кто здесь, Стефания?
Он остался таким же худощавым и изящным, каким был в юности, и прожитые тридцать шесть лет, казалось, не оставили на нем следа. Теперь он носил темные очки, которые снял, едва войдя во двор. Джакомо был самым умным среди моих братьев. Трудно было поверить, что он изменился так же, как и его жена.
Я подошла к нему, взяла за руку, сжала его пальцы в своих.
– Узнай меня, пожалуйста. Ты должен узнать. Ведь я теперь снова такая, как ты. Как все остальные лаццарони…
Он вздрогнул, услышав это слово, с усилием глотнул, лицо странно искривилось.
– Лаццарони? Я десять лет не слышал этого слова.
– Я тоже не вспоминала о нем, Джакомино. Фея Кренского озера, которая мне покровительствовала, теперь улетела. И в моих Ниольских горах уже давно царствует мрак…
Он порывисто протянул вперед руки, на ощупь нашел мои плечи, привлек к себе. Его колючая щека прикоснулась к моей. А пальцы – проворные ловкие пальцы – напомнили мне то, о чем я давно позабыла: они быстро пробежали по лицу, волосам, шее.
– Ты… ты…
Он наклонился, и я с удивлением ощутила, как он дрожит.
– Ритта! – хрипло вырвалось у него. – Настоящая Ритта! О, я узнал. Этот аромат волос – я бы узнал его из тысячи… Ты стала совсем другой. Но это все же ты…
Он узнал меня, и это главное. Больше мне ничего не нужно было. Какое-то мгновение я дрожала в его объятиях, приглушенно всхлипывая, а потом решительно отстранилась:
– Все, Джакомо. Теперь нам нужно проститься.
– Проститься? Теперь, когда ты пришла?
– Мое нынешнее появление не принесет тебе радости. Я вернусь, когда буду более счастлива.
Я неуверенно отступала, а он шел за мной, вытянув руки.
– Ритта! Ты не должна так поступать. Я столько ждал тебя.
– Знаю. Спасибо. Я люблю тебя, Джакомино. Сердитый взгляд Стефании напомнил мне, что я должна уйти. К тому же мне уже самой было стыдно: она думает, что я пришла за деньгами…
Я вернулась, порывисто обняла брата и поцеловала.
– Храни тебя Господь, Джакомо. Я еще вернусь, если буду жива.
А потом круто повернулась и скрылась в сумраке ночи.
…Брике бежал за мной, не отставая ни на шаг. Уже несколько часов он хныкал и донимал меня вопросами о том, где мы поужинаем и куда пойдем ночевать. Именно потому, что я сама не знала, я почувствовала раздражение.
– Сегодня будем спать на улице! – сказала я гневно. – На Королевской площади есть скамейки, а ночи сейчас теплые. В конце концов, если это тебе не по вкусу, можешь убираться ко всем чертям.
Возвращаться к гражданке Дюбрей мне почему-то было стыдно. Я вела себя так самоуверенно, как хозяйка положения, и считала своих спутников совершенно никчемными. А теперь оказалось, что я сама ничем не лучше.
Брике замолчал, и по его молчанию я определила, что сорванец вовсе не пылает желанием расстаться со мной. У меня отлегло от сердца. Но на всякий случай я заявила:
– Знай, что нынче у меня совсем нет денег. Ни одной монеты. А тех денег, которые ты украл у Бельтрами, не хватит даже на фунт хлеба.
– Но вы же заработаете, правда, ваше сиятельство? – с надеждой спросил он.
Я вздохнула. Заработаю, конечно! Когда-нибудь! Но как?
Мы не пошли на Королевскую площадь. Брике вывел меня на набережную Сен-Луи у моста Дамьетт. Вздыхая, я смотрела на воды Сены, поблескивающие тусклым серебром в свете фонарей. Луна еще не взошла, но на небе уже вспыхивали осенние звезды. Близилось время, когда часы на Ратуше пробьют полночь. Дул сильный ветер, но холода я не чувствовала. Глазом циклопа вырисовывалась в ночи гигантская розетка собора Парижской богоматери, возвышающегося рядом, на острове Сите.
Брике уснул на скамейке, свернувшись калачиком. Мне спать не хотелось. Я стояла и думала, что мне делать дальше. Пропуск у меня есть, но без денег уехать невозможно. Кажется, за каждое лье в дилижансе берут двенадцать су. У меня же нет денег даже на еду, даже на хлеб… Как поступить в таком случае?
Я вспомнила, как когда-то ездила по этой набережной в роскошной карете. Это был мой любимый маршрут. Я выглядывала из окна и с удовольствием ловила заинтересованные взгляды молодых людей – это удовлетворяло мое шестнадцатилетнее тщеславие. Как я была глупа тогда! И тем не менее я считала себя достаточно умной.
– Эй, красотка, уж не ищешь ли ты заработка?
Я вздрогнула от этого окрика, прервавшего мои мысли, и стремительно обернулась, чувствуя, как лицо заливает краска.
– Я готов провести этот вечер с тобой. Ну, что ты скажешь на это?
Этот голос раздавался из кареты, сделанной из чудесного мореного дуба. Пассажир был, несомненно, богат, но, кажется, не хотел быть слишком заметным. Лица говорившего я не видела, да и мне, в сущности, было безразлично, какое у него лицо. Я видела, что он богат. Следовательно, вот он – способ заработка. Он унизителен, но ничуть не хуже другого. Я слышала, шлюхи много зарабатывают. В таком случае у меня уже завтра будет достаточно денег, чтобы уехать к Жанно. Да, уехать и забыть обо всем!
– Хорошо, – сказала я неуверенно, – я поеду с вами. Но я здесь не одна, со мной четырнадцатилетний мальчик.
– Пусть ваш мальчик садится на запятки. Ну, дорогая моя, поспешите, ведь в Париже много красоток!
Проклиная этого незнакомца на чем свет стоит, я устало упала на мягкие бархатные подушки кареты. Дверца таинственно звякнула: видимо, закрылась на невидимую пружину… Да, давно я не ездила с таким комфортом. Если бы не этот спутник…
Это был рослый, сильный мужчина в полумаске – после маскарада, что ли? Он явно не хотел, чтобы его узнали, и низко надвинул на лицо шляпу. От него чуть-чуть пахло сигарами.
– Через полчаса мы будем на месте, – произнес он глухо. Когда карета промчалась мимо залитого огнями отеля Ламбер, я осмелела и чуть приподняла темную бархатную занавеску. Лошади неслись со сказочной быстротой, мимо меня, как в вихре, мелькали дома Латинского квартала с их вечными мансардами и студентами, грязная набережная у Нового моста. Потом кучер повернул налево, не переезжая через мост, и карета поехала по набережной по направлению к Дому инвалидов.
Мой спутник молчал, завернувшись в плащ и чуть отвернув голову. Я ожидала, что он воспользуется первой же возможностью, чтобы залезть мне под юбку, будет говорить мне гадости – словом, делать все то, что, по моему мнению, делают со шлюхами. Но он молчал. Его даже не интересовала моя внешность, так как он не трудился меня разглядывать.
