Эмилия Остен - Под пологом семейного счастья
Я намеренно не писала вам об обстоятельствах нашего с ним знакомства, так как не хотела вызывать в вашей добросердечной душе ложные надежды. Теперь же я с открытым сердцем изложу вам все свои материнские тревоги и чаяния.
Мы познакомились с этим юношей на балу у венского посланника, который отозвался о нем как об одаренном будущем дипломате. Состояние молодого человека невелико, но его честолюбие и стремление возвыситься вкупе с его способностями несомненно позволят ему достичь определенных высот в карьере.
Мы привыкли жить более чем скромно, и я уверена, Дженни сумеет разумно распорядиться любыми средствами, обеспечив достойное ведение дома и ничем не опозорив ни нашу семью, ни своего будущего супруга и его родственников. Его отчим, секретарь парламента, весьма уважаемый человек, не оставляющий Роберта своими заботами. Таким образом, с этой стороны к юноше не может быть никаких претензий.
Его внешность и манеры также если и не безупречны, то очень приближены к этой характеристике – он хорош собой, хоть красота его несколько экзотична, и держится с уверенностью, проявляя уместную галантность с дамами и любезность в обращении с джентльменами, без заискивания и чрезмерного преклонения перед вышестоящими.
Но есть нечто в его поведении и характере, что беспокоит меня, хотя я не могу найти своим тревогам логического объяснения. По словам Дженни, юноша некоторое время назад пережил жестокое разочарование в любви, сходное с тем, что перенесла она сама. Этим можно объяснить некоторую меланхолию, которую он выказывал в начале нашего знакомства, но чем дольше оно длилось, тем веселее и непринужденнее он становился и тем больше внимания оказывал Дженни.
Вначале она пыталась убедить меня, что их отношения не выходят за рамки дружеских и полезны им обоим, так как помогают излечиться от владеющей ими печали, но месяц спустя она уже не могла этого утверждать, так как всем стали очевидны его ухаживания, простирающиеся далеко за рамки той дружбы, какая, к примеру, была у Дженни и вашего внука.
Разобраться в ее чувствах мне до сих пор очень сложно, и я не уверена, что сильно в этом продвинулась. Во всяком случае, мысли о мистере Марке занимают теперь гораздо меньше времени в ее жизни, и увлечение мистером Доэрти если еще не переросло во влюбленность, то сделает это в самом скором времени.
При таком состоянии ее души я предложила ей повременить со свадьбой, но она уверена, что чем раньше вступит в брак, тем скорее излечится от прошлой привязанности, как это уже сделал мистер Доэрти. Было бы жестоко настаивать на своем, и я согласилась скрепя сердце, так как что-то тревожит меня, не позволяя увериться полностью в ее будущем счастье.
Он обещал беречь и заботиться о ней, как только можно, но молодые люди всегда говорят это, становясь женихами, и тем не менее мы имеем немало случаев несчастливых браков, когда мужья забывают о своих словах так же легко, как выбрасывают театральную программку. Мне в этом отношении повезло с супругом, в будущем муже Полли я уверена, как в себе самой, но в мистере Доэрти я увериться пока не могу.
Несколько раз я наблюдала его грубое, почти жестокое отношение к людям, которые ему прислуживают, а также к живым существам, обитающим в доме его друзей Кастомов и долженствующим радовать своих хозяев ласковыми заигрываниями. Этих заигрываний мистер Доэрти не приемлет, и я даже была однажды вынуждена сделать ему замечание. Он при этом просил прощения за свою несдержанность, объясняя нелюбовь к комнатным собачкам тем, что в детстве одна из них едва не лишила его глаза, но осадок от этого небольшого происшествия все-таки остался, по крайней мере у меня и миссис Кастом.
Тетя Джозефина, впрочем, вполне оправдала молодого человека, заявив, что все джентльмены любят своих собак и лошадей, а мелкую живность не выносят ввиду ее бесполезности, но я не вполне успокоилась.
Однако решение принято, и мне остается только надеяться, что он будет ласков и добр со своей женой, а она сумеет укротить его дикие порывы, буде они станут проявляться в той или иной ситуации.
После того как я поведала вам все это, очень бы хотелось надеяться, что вы выскажете свое справедливое мнение и облегчите мои тревоги, моя дорогая подруга и наставница.
Остаюсь преданно любящей вас, Алисон Браун.PS: Боюсь, мое письмо вышло слишком взволнованным, и я позабыла передать привет Марку и нашим дорогим друзьям, но вы, будучи заботливой матерью и бабушкой, вполне поймете и простите меня.
5 апреля сего года».«Дорогая Алисон!
Без лишних церемоний, ненужных между старыми друзьями, хочу рассказать вам о новостях, разнообразящих нашу жизнь в деревне. Ваши столичные развлечения, конечно, затмевают наши скромные радости, но я надеюсь, вы еще не совсем позабыли нас, равно как и дату события, которого мы все ждем с таким нетерпением. Думаю, пора вам уже собираться в дорогу, если вы хотите еще немного побыть матерью незамужней дочери.
Вследствие этого имею сообщить вам, что приготовления к свадьбе проходят без лишней суеты, все будет подготовлено в срок, и мой внук ждет не дождется, когда назовет себя счастливейшим из смертных и бессмертных тоже, по его собственному выражению. Изрядное количество гостей уже уведомлено о предстоящем торжестве и непременно обещалось быть.
Полли выглядит очаровательно, с наступлением весны она еще похорошела, и Сэмюэльс закончил наконец ее портрет на фоне моего пруда. Из-за картины у нас с Марком вышел спор, никак не можем прийти к согласию, куда бы ее повесить. Марк, впрочем, получил еще миниатюру невесты и должен бы этим удовольствоваться и уступить право решать мне. Но мой внук упрям, как известное животное.
Главная новость в Риверкрофте, впрочем, уже не свадьба Марка и Полли. Старый лорд Дримстоун наконец отдал богу душу, умудрившись начудить и после смерти. Не думайте, будто смерть старого приятеля не огорчает меня, невольно задумаешься, много ли осталось еще на этом свете… Но я твердо намерена дождаться правнуков.
Все ожидали, что наследником Дримстоуна объявят известного вам Стюарта Квинсли, и всеобщее разочарование в этом вопросе повлекло за собой множество споров и пересудов. Почувствовав себя плохо, Дримстоун наконец добрался до бумаг своего отца, которые уже лет тридцать как собирался разобрать. На этот раз он довел дело до конца, так как побоялся, что в них содержатся какие-то важные указания, коих он так и не выполнил. Он не сильно почитал своего папашу – тирана, каких мало бывает на свете, к счастью для их близких, и поэтому, вероятно, ему так долго претила мысль притронуться к этому наследию, состоящему из целой коробки дневников и записей. Но желание предстать перед Господом с чистой совестью пересилило, и месяц кряду Дримстоун изучал эту рухлядь.
