Рексана Бекнел - Опасности любви
Люси уселась за стол, но почувствовала, что не может смотреть на яйца, ветчину и булки. Она была противна самой себе. Не следовало ей приезжать в Лондон. Надо было оставаться в Сомерсете и искать смысл жизни там. Сколько раз брат говорил ей, что нужно довольствоваться своим нынешним положением, сколько раз призывал ее не быть столь требовательной к мужчинам! Неужели она не может быть просто женщиной, довольствоваться приличным мужем и хорошим домом, полным детей?
«Но нет, тебе всегда надо чего-то большего! – издевалась над собой Люси. – Вот ты и получила то, к чему стремилась. Теперь тобой правят похоть и низкая ревность».
В холле послышались шаги, и презрение к самой себе отступило на второй план. Айвэн! Она узнала его шаги.
Первым ее порывом было бежать, спрятаться от него подальше. Но этого она не могла себе позволить и с внутренней дрожью стала ждать его появления.
– Доброе утро, – вежливо поздоровался Айвэн, пристально глядя на Люси, и, не дожидаясь приглашения, уселся напротив нее.
– Здесь уютно, – заметил он после того, как слуга налил ему кофе.
– Ого! Да ты сегодня, кажется, в хорошем расположении духа, – заметила леди Уэсткотт.
– Что верно, то верно.
– Смею ли я полагать, что причиной тому женщина?
Поворачиваясь к бабке, Айвэн на мгновение задержал взгляд на Люси.
– Если я отвечу «да», вы окажетесь на седьмом небе. Посему я ограничусь тем, что скажу: я интересно провел вечер, хорошо спал и видел прекрасные сны. И проснулся с надеждой, что меня ждет приятный день. Если, конечно, вам не взбредет в голову его испортить, дорогая бабушка.
Леди Уэсткотт поджала губы, и вокруг рта ее образовалось множество морщин.
– До сих пор одного моего присутствия было достаточно, чтобы испортить тебе настроение. По крайней мере, так ты утверждал до недавнего времени. Что же произошло?
Айвэн холодно посмотрел на старуху.
– Ничего особенного. Просто организованный вами антураж, а конкретнее, присутствие Валери и мисс Драйсдейл развлекло меня больше, чем я ожидал.
Он вновь посмотрел на Люси.
Развлекло! Он чрезвычайно любезен. Она мучается из-за него, страдает от собственного несовершенства, а для него, оказывается, все это просто развлечение! Да как она могла позволить себе так забыться? Ведь именно из-за неискренности Айвэна она посчитала его неподходящей партией для Валери – да и для любой другой достойной молодой женщины. Включая и себя.
И тут же ее угрызения совести уступили место справедливому гневу.
– Поверьте, мы с леди Валери только о том и думаем, как бы развлечь человека со столь утонченным вкусом, как ваш, милорд!
Айвэн ухмыльнулся, на секунду задержал взгляд на ее губах, а затем опять посмотрел ей в глаза.
– Смею ли я полагать, что ваш сарказм свидетельствует о желании быть чем-то большим, чем просто развлечение?
Люси оттолкнула стул и вскочила на ноги.
– И не надейтесь! – выпалила она. – Прошу прощения, – добавила она, обращаясь к леди Уэсткотт, и, не дожидаясь ответа, решительно вышла из столовой.
В столовой установилась звенящая тишина. Айвэн представлял, что было бы, если бы эта ярость Люси нашла себе другой выход, и за этим занятием напрочь забыл о бабке. Но она очень внимательно следила за их перепалкой.
– У меня такое впечатление, что в этом доме происходит нечто, о чем меня забыли поставить в известность. – Поскольку он молча смотрел на нее, графиня решила высказать предположение: – Неужели ты позволяешь себе лишнее с наставницей своей кузины, почти гувернанткой?
От хорошего настроения его не осталось и следа.
– Вы хотите сказать, что я следую примеру своего досточтимого папаши?
– Ничего подобного. Напротив. Мисс Драйсдейл – леди и заслуживает соответствующего отношения.
– В то время как моя мать была всего лишь цыганкой и ничего не заслуживала. Я правильно понял?
Прикоснувшись салфеткой с монограммой к губам, графиня отложила ее в сторону.
– Я этого не говорила.
– Но вы так подумали. Вы именно так и думали, когда узнали, что ваш сынок спутался с цыганкой и что она родила вам внука. Так же вы думали и тогда, когда вам пришлось смириться с мыслью, что я – ваш единственный внук. Ваш единственный наследник. Вы украли меня у матери…
– Она продала тебя!
Айвэн это уже слышал. И тем не менее он вновь вышел из себя:
– А какой вы ей оставили выбор? Разумеется, она решила, что в роли графского сына мне будет легче жить. Откуда ей было знать… – Он вскочил на ноги, и стул с грохотом повалился на пол. – Чего только вы не предпринимали, дабы не запачкать имя Уэсткоттов цыганской кровью! Но вам это не удалось. Я все равно наполовину цыган. И если я когда-нибудь и женюсь, то исключительно на цыганке. Они куда привлекательнее, чем все ваши холодные, как рыбы, английские леди!
Айвэн с силой захлопнул дверь в столовую и вышел из дома. Нужно было дать выход раздиравшей душу ярости. Он бросился в конюшню, приказал оседлать своего жеребца и галопом вылетел через задние ворота на Беркли-стрит. Не обращая внимания на экипажи и пешеходов, он несся к Пиккадилли, не сдерживая коня. Но на Роттен-роу он не поехал. Ему хотелось побыть одному.
Айвэн немного успокоился, лишь когда жеребец помчался по нескошенному лугу. Человек и животное стали одним целым – как и принято у цыган. Он шептал на ухо коню ласковые слова, подгоняя его. Конь поводил ухом, прислушиваясь к седоку, и летел все быстрее и быстрее, словно понимая желание всадника.
Через ограду, через ручей, вверх по тропинке в рощицу из подстриженных грабов… Только здесь Айвэн сбавил темп.
Про жену-цыганку он сказал, конечно, сгоряча, только для того, чтобы позлить бабку. Но когда-то он всерьез думал об этом. Однако, проведя немало времени с цыганами, Айвэн понял, что больше к ним не принадлежит – как не принадлежит и к свету. Он теперь ни то, ни другое. Он завис между двумя родами, между двумя культурами. Сколько Айвэн себя помнил, он постоянно мучился этим и считал своей главной целью отомстить женщине и обществу, которые превратили его жизнь в бесконечное страдание. Но теперь он вдруг понял, что нужен ему только покой.
Только покой привлекал его сейчас в жизни. Более того, у него было неприятное ощущение, что, как бы он ни унизил свою бабку, умиротворения ему это не принесет.
Внезапно он вспомнил Люси, которая так отчаянно оберегала от него свою подопечную, да и саму себя. Интересно, что отталкивает ее в нем? Его цыганская кровь? Или то, что он в конце концов превратился в циничного, лживого повесу, думающего только о себе и собственном удовольствии?
Айвэн соскочил с коня и пошел пешком в тени грабов.
