Джейн Фэйзер - Клевета
Но так было до сих пор. Теперь же его всего захватило необузданное плотское желание, могучая и трепетная одновременно одержимость тела. Но было в этом и что-то большее. Если бы речь шла лишь о зове плоти, он бы постарался дать ему выход где-нибудь в другом месте или силой разума переключить себя на что-то другое. Но сейчас он видел перед собой только Магдален и воочию ощущал, как его оплетает паутина женских чар. Она была, как и мать, живая, надменная и решительная, искренне преданная человеку или цели, к которым стремилась, и смесь этих качеств вызывала в Гае трепет наслаждения.
И он уловил ее запах, запах парного молока и меда, а потом узнал тень, проскользнувшую в его палатку. И фатальная неизбежность того, что должно произойти, вытеснила из его сознания громко протестующий голос самоотречения во имя верности.
Скинув с себя меховую накидку, она нырнула к нему под покрывало.
— Мне страшно спать одной, когда вокруг собаки, волки и монахи с ножами!
— Почему же ты не позвала служанок? — высвободив из-под нее приготовленное на случай тревоги копье, он пододвинул его к себе.
— Звала, но почему-то никто не пришел, — совершенно обнаженная она вытянулась рядом с ним.
— Мадам, я ни капельки не сомневаюсь, что вы лжете!
— Совершенно верно, — согласилась она, губами и кончиком языка пролагая дорожку от подбородка к уголкам его рта. — Но что остается делать?
Он притянул ее к себе и крепко прижал, согревая. Затем отбросил одеяло в сторону, подставляя ее наготу под свет фонаря. Тело девушки засияло слабым молочным блеском: холмики грудей с синими прожилками, тонкий изгиб бедер, его ладонь легла ей на колено и отвела ногу чуть в сторону. Магдален вздрогнула, почувствовав, что она распахнута для его горячей, пылкой ласки. Ее губы припали к темной впадине под ключицей, язык смаковал сладко-соленый привкус его кожи. Он чуть приподнялся, и она перестала ощущать границы своего тела, как бы не существующего отдельно от любимого, и когда после бесконечного растворения он отдалился от нее, Магдален охватило чувство безвозвратной потери, на глаза навернулись слезы, руки сжались вокруг него, как бы пытаясь вновь связать его с собой.
Гай чутко почувствовал ее настроение, и обхватил ее своими могучими руками, откинувшись рядом на постель. Она тихонько плакала, уткнувшись ему в плечо, обвивая его своим теплым телом, и он с неожиданной остротой ощутил хрупкость и беззащитность девушки, только сейчас так поразившей его силой и необузданностью своей страсти.
Она так и заснула, с невысохшими слезами на ресницах. Он лежал, слушая вольную и страстную соловьиную песнь, на рассвете — у любви не было границ и не было препятствий для всепоглощающей радости.
6
— Я бессилен ему помочь, отец настоятель, — монах с усилием встал с колен. В крохотной келье монастырского лазарета было сумрачно. — Если Господь ему не поможет, то сегодня же ночью он умрет.
Настоятель, сжав распятие, стоял рядом и смотрел на изувеченное тело, лежавшее на соломенной постели.
— Что ж, я отпустил ему грехи, он принял помазание и может рассчитывать на прощение в жизни иной, — наклонившись, аббат приложил крест к мертвенно-бледным губам умирающего. — Ступай с миром, сын мой, если Господь действительно решил тебя призвать.
Приставленный к больному, монах взял чашу с подогретым вином, настоянным на целебных травах, и поднес к его губам. Жидкость потекла по щеке — губы так и не разжались. Брат Арман вытер бледное, безжизненное лицо, и приложил холодный, пахнущий лавандой лоскут к широкому лбу бедняги; у виска учащенно пульсировала огромная лиловая опухоль-синяк.
— Пошли за мной, если он очнется. Человеку тяжко умирать безымянным, среди чужаков. — Настоятель вышел из кельи, а брат Арман сел на табуретку у кровати, приготовившись к ночному дежурству. В голове его не укладывалось, как можно остаться в живых после столь тяжких ран, и, если этот несчастный умрет, останется только гадать, какая из них оказалась смертельной. Особенно жуткое впечатление производил пролом черепа — одного этого было достаточно, чтобы выпустить из раненого источник жизненной силы — кровь. И несмотря на это, в изувеченном, обмытом и забинтованном теле продолжала, хотя и очень слабо, тлеть жизнь.
Настал рассвет. Незнакомец не умер. Брат Арман снова приложил к его губам чашу с вином, и на этот раз горло дрогнуло в попытке сделать глоток. Когда после этого задрожали веки, стало ясно, что жизнь еще теплится в этой изуродованной оболочке. Затрепетали губы, ноздри расширились — неизвестный приходил в себя. По бледному лицу пробежала судорога — вместе с сознанием возвращалось чувство боли, и теперь лекарю надо было торопиться.
Брат Арман быстро подошел к жаровне в углу и начал готовить маковый настой, который должен был облегчить мучения страдальца, неизбежные при его выздоровлении.
— Милорд… милорд…
Гай де Жерве остановился, оглядываясь по сторонам. Кто-то вновь тихо окликнул его, но вокруг не было ни души. В длинном коридоре замка де Бресс шевелились от сквозняков гобелены на холодных каменных стенах. За узкими, высокими окнами виднелись бескрайние равнины Пикардии. В том, что шепот ему не послышался, сомнений не было, но, святая Катерина, откуда же он мог идти? Гай продолжил свой путь по коридору, но шепот, казалось, двигался вместе с ним.
Коридор заканчивался дверью в круглое помещение, встроенное в башню. Дверь была чуть приоткрыта, и шепота больше не слышно. Тишина пустого коридора нарушалась лишь слабым пением сигнального рожка, доносившегося с гарнизонного двора. День подошел к своей середине, замок и окрестности дремали под теплым — не по сезону — октябрьским солнцем.
Гай де Жерве шагнул в приоткрытую дверь, и она мгновенно захлопнулась за ним; с глухим стуком упал тяжелый засов.
— Вот я и заманила вас в свои сети, милорд! — засмеялась Магдален, стоявшая спиной к запертой двери. — Правда, отличный трюк? Я узнала о нем, еще когда была маленькой, в замке Беллер. Надо спрятаться за гобеленами, тогда звук идет по всему коридору, как по печной трубе. Я как-то раз проверила эту штуку на поваренке, так он убежал, крича, как будто его жарили на раскаленной сковороде. Он решил, что за ним гонится привидение. А ты, ты тоже подумал, что это привидение?
— Нет, — сказал Гай.
Он уселся на каменный подоконник, насмешливо прищурив глаза.
— Я сразу понял, что это маленькая непослушная девчонка решила попроказничать.
— Неправда! — возмущенно возразила Магдален: ее выводило из себя, когда Гай намекал на ее еще достаточно юный возраст. И все же пальцы Магдален уже потянулись к крючкам платья.
