Маргарет Мур - Распутник и чопорная красавица
— Эзме, я очень благодарен тебе за то, что ты рискуешь ради меня, и мою благодарность не выразить словами.
Ей стало чуть легче, и все же надо было облегчить душу.
— Джейми, ты отдал ему столько денег!
— Он потратит их с толком, а если что-нибудь останется, вернет мне, — ответил брат. Он подошел к столу, выдвинул верхний ящик и достал оттуда папку, которую Эзме прежде не видела. — Когда Куинн выполняет мои задания, он прекрасно ведет счет всем расходам. Я знаю, на что потрачен каждый пенни. Вот, взгляни сама!
Он раскрыл кожаную папку.
Эзме увидела расчерченные страницы и ровные ряды цифр — даже у неё почерк не такой аккуратный. На первый взгляд Маклохлан отчитывался во всем, вплоть до хлеба и пива на ужин. И все же…
— Откуда ты знаешь, что он потратил деньги именно так, как написал? — спросила Эзме.
— Он дает мне расписки за все. Они у меня здесь.
Джейми выдвинул другой ящик и достал большую папку с клочками бумаги разных размеров и в разном состоянии. Некоторые выглядели так, словно их комкали и мяли, другие казались почти нетронутыми.
— Ладно, пусть в денежных вопросах он аккуратен, — не сдавалась Эзме, — но ведь нельзя забывать и о его прошлом!
— Действительно, в юности он изрядно накуролесил — да он и сам ничего не отрицает. И все же никаких преступлений он не совершил, а навредил своими действиями только себе самому.
— Да ведь родные отреклись от него!
— И пострадали от этого больше, чем он сам… Эзме, у него было очень тяжелое детство.
— Он рос в достатке и роскоши. Многие воспитывались в гораздо более тяжелых условиях и все же не проигрывали деньги в притонах и не растрачивали молодость в праздности и пьянстве!
Пусть он и воспитывался в роскоши — и все равно был одинок и несчастен, — возразил брат. — Кстати, он никогда не оправдывается тем, что у него было трудное детство. Более того, старается пореже о нем вспоминать. О его семье я больше узнал от других, школьных друзей, чем от него самого. — Джейми посмотрел на сестру в упор. — В молодости он действительно вел беспутную жизнь, пил и играл в азартные игры, но сейчас сильно изменился. На него можно положиться.
Джейми сел на край стола.
— Он глубоко раскаивается в прошлых ошибках, хотя не говорит об этом. Знаешь, где я нашел его в ту ночь, когда привел к нам?
Эзме покачала головой.
— На Тауэрском мосту. Он так и не сказал, что делал там, но, судя по тому, как он стоял и смотрел на воду… — Джейми покачал головой. — Не думаю, что он просто дышал воздухом. И если бы я не нашел его вовремя…
Куинн Маклохлан собирался покончить с собой?! Эзме не могла поверить в то, что такой живой, энергичный человек станет искать способы свести счеты с жизнью.
— Слава богу, что я увидел его там, и с каждым днем все больше радуюсь этому. — Джейми спрыгнул со стола, подошел к сестре и заглянул ей в глаза. — Эзме, тебя беспокоит только его репутация? Может быть, ты боишься, что он… начнет позволять с тобой вольности? Женщин у Маклохлана хватало, но он никогда не был ни жесток, ни похотлив. Если бы я хоть чуть-чуть опасался за твою честь, ни за что не отпустил бы тебя с ним, тем более в роли его жены. И потом, если и есть женщина, способная противостоять соблазну со стороны любого мужчины, то это ты.
Да, она даст отпор любому, кто попробует ее соблазнить — даже если соблазнитель все время дразнит ее и смеется над ней!
Джейми положил руки ей на плечи и заглянул в глаза.
— Эзме, ты можешь ему доверять. Пожалуйста, поверь мне: под маской равнодушного повесы прячется добрый, честный человек. Иначе я бы ни за что не отпустил тебя с ним в Эдинбург.
Эзме кивнула. Ей хотелось верить Джейми. Хотелось верить, что она поедет в Эдинбург ради правого дела с надежным, достойным доверия человеком.
Но в глубине души она сожалела о том, что такие люди, как Катриона Макнэр и Куинн Маклохлан, вообще появились на свет.
Глава 2
Прошла неделя. Достопочтенный Куинн Алоизиус Хэмиш Маклохлан подошел к дому Джейми Маккалана. Внешне он совершенно преобразился. На нем были новые брюки и высокие сапоги, белоснежная рубашка, черный шелковый галстук, двубортный серый атласный жилет в черную полоску, черный шерстяной пиджак и бутылочного цвета дорожный плащ. В руке он нес небольшой саквояж.
Небольшой, но ухоженный особнячок Джейми находился на окраине фешенебельного Мейфэра. Местоположение было вполне приличным и вместе с тем не било по карману.
Взойдя на крыльцо и подняв дверной молоток, Куинн заметил, как шевельнулась занавеска в окне гостиной. Наверняка Эзме высматривала его… Словно охранница в тюрьме! Эзме заранее готова поверить самому худшему о нем… Видимо, она считает, что он недостоин даже ее презрения. Вот почему его всегда так и подмывает дерзить ей и дразнить ее.
Дверь открыл дворецкий — высокий, тощий субъект неопределенного возраста. Он взял у Куинна шляпу и саквояж.
— Вас ждут в гостиной, сэр.
— Спасибо, — сухо ответил Куинн, мельком посмотревшись в трюмо в чистейшей — ни соринки — прихожей. В таком наряде он, пожалуй, в самом деле способен сойти за Огастеса.
Маклохлан не ожидал от Джейми такого рискованного замысла… Хотя намеки на его храбрость угадывались еще в школе. Несколько раз Джейми вместе с ним отправлялся воровать еду в кладовую и однажды даже подсказал ему, когда повара не будет на месте. Правда, Джейми никогда не напивался кулинарным хересом, не списывал на контрольных и не лгал директору.
Такая же чистенькая, как прихожая, гостиная была обставлена просто, но со вкусом. Никаких статуэток и безделушек. В конторе у Джейми царила такая же чистота. Куинн подозревал, что даже грязь и пыль настолько боятся его сестрицы, что не задерживаются там. Зато книг и дома, и в конторе имелось в избытке, а мебель вся оказалась хорошей работы. Диван с гнутой спинкой и стулья хоть и не новые, но очень удобные, а каминная полка…
У каминной полки стояла Эзме, но такой он ее еще никогда не видел и даже не представлял, что она способна так измениться. Она стояла, опустив глаза; тени от длинных ресниц падали на ее румяные щеки. Нежно-голубое шерстяное дорожное платье очень шло к ее стройной и вместе с тем вполне женственной фигуре. Лиф, обшитый по краю алой тесьмой, подчеркивал безупречную грудь. Блестящие, шелковистые темно-русые волосы были упрятаны под очаровательный чепец, расшитый мелкими алыми розочками; несколько очаровательных локонов выбивались из-под чепца и падали на щеки и шею. Она была хорошенькой, свежей, скромной — само воплощение юной женственности, но только до тех пор, пока не подняла голову и не посмотрела на него с ненавистью. Ее светло-карие глаза метали молнии, уголки полных губ презрительно опустились вниз.
