Лариса Черногорец - Не любите меня! Господа!
— А мы тут рядом — двадцать верст от нашей Крепостной. Я рад тебя видеть. Правда, всем сердцем.
— Я тоже! А почему ты так далеко от дома…
— Натали…у нее начались роды. Я не могу это слышать.
— И ты уехал в надежде не слышать её крики?
— Представь себе… как ты живешь? Говорят тебя можно поздравить. Ты вышла замуж. Достойный человек. Достойный выбор.
Андрей взял её за руку.
— Ты вспоминаешь меня, хоть иногда? — он склонил набок голову. Этот жест всегда так очаровывал Юлию. Она улыбнулась.
— Иногда. Я счастлива в браке. Правда, сейчас муж на Кавказе. Но это ненадолго.
— Так ты здесь одна?
— С родителями. Отец затеял грандиозное строительство. Все свободные от сделок средства он направил на новый конезавод. Смешной, так увлечен всем этим. Ну а ты, как у тебя.
Андрей поцеловал ей руку.
— У меня все в порядке.
— Тебя тоже можно поздравить, хотя о покойниках лучше никак чем плохо.
— Натали очень переживает смерть отца. Я оставил попытки развестись с ней, тем более, сейчас. Ты счастлива, — это бессмысленно. Или…
— Андрей, еще полгода назад я мечтала о тебе, но теперь…
— Неужели все кончено? Все прошло?..
— Я… я не знаю.
Его лицо было так близко. Знакомые до боли черты, о которых она мечтала долгих 10 лет. Он не выпускал её руки. Его губы были все ближе. Робко он прикоснулся к её губам. Потом поцеловал её как в тот самый первый раз. Поцелуй обжег её, и она почувствовала тот самый холодок в животе. Сердце забилось как десять лет назад.
— Знаешь, — она отстранилась. — Как тогда, в детстве. — Она улыбнулась — Я вспомнила тот самый наш первый поцелуй. Так было только тогда, в самый первый раз.
— Я помню. Я все помню, Юленька.
Он обнял её и прижал к себе:
— Как жаль, что нельзя вернуть прошлого.
— Прости, Андрей, мне пора… да!.. мы с Ильей ждем ребенка…
Истомин смотрел вслед удаляющейся коляске. Когда-нибудь может быть она будет с ним. Еще не все забыто. Он почувствовал это в том поцелуе.
Юлия ехала домой. Настроение было прекрасным. Поцелуй Истомина всколыхнул её чувства, прошлое было словно вчера. Она смотрела в это прошлое, но уже без тоски и боли. У неё было прекрасное настоящее, и еще более прекрасное будущее. Надо же, как у Андрея взыграла кровь. А ведь действительно. Такие поцелуи — только у него.
Коляска подъехала к дому в тот момент, как от ворот поместья отъехала почтовая карета. Письмо. Письмо от Ильи. Она опрометью кинулась в дом. Наконец-то!
Гостиная особняка в Отрадной была пуста. Лакей оставил почту на газетном столике. Юлия кинулась к пачке писем. Заветный конверт на её имя с царским гербом. Она порезала палец острым тонким ножом для бумаги, пока разрезала конверт. Капли крови зловеще падали на бумагу:
«Настоящим сообщаем, что в результате военной операции геройски пали…»— буквы сливались, она не могла дочитать до конца.
«…а также корпусной хирург Юсупов Илья Иванович…»
Илья погиб! Она потеряла сознание.
* * *Деменев влетел в комнату:
— Узнал. Девочки мои, все узнал! Черт, что все-таки деньги-то делают!
Уже неделю семья жила как на вулкане, в ожидании приезда главы семьи. Деменев был в Петербурге, пытаясь разузнать что-нибудь о судьбе Юсупова. Юлия отрешенно смотрела на отца. После известия о гибели мужа её ничего не могло утешить и порадовать. Деменев уселся перед ней на стул:
— Не погиб он, Юленька, ошибка дурацкая. Писарь ихний, корпусной во хмелю был, после налета этого. Теперь в темной сидит.
Юлия не верила своим ушам. Илья не погиб:
— Он жив! Да говори же толком!
— Пока точно неизвестно, дело было так. Пришел приказ выдвигаться на Казбеги — там, дескать, бунт и местные князьки войско собирают. Ну, корпус понятно остался, а четыре отряда на Казбеги пошло. Юсупов твой полевым хирургом. Когда прибыли туда — там тихо, мирно, чечены не фордыбасят, ну они с ночевкой остались. А ночью то на них и напали. Вырезали постовых начисто, четверых в плен забрали, Юсупов твой среди тех четверых был. Еще с ними Ермолов, графа Ермолова младший сын, что у нас на маскараде был, помнишь? Не смогли отбить, черти! Так что надежда, Юленька есть. Я там, на приеме с послом греческим познакомился. Жена у него черкешенка, красоты писанной баба, манерами — европейка. Она мне письмо к отцу своему дала. Он там князь — не князь — но тейпом правит, потомок самого князя Шамхана.
— Покажи! Юлия выхватила у него свиток.
— Ну, терпение. Юленька, терпение. Дай сроку пару дней, разыщем людей, через которых на князя этого выйти можно, найти надо, где в горах этот тейп их, село, кажется Хаса… да! Хаса. Управимся и начнем розыск.
— Его там, в плену убить могут каждую минуту! Может даже сейчас! — Юлия гневно сверкнула на отца глазами. — А ты «пару дней»! А ты знаешь, как там убивают! Над ними издеваются, я слышала, рассказывали…
— Не могу раньше, Юленька. Я должен в поместье дела уладить, ведь не одного дня приключение — сама понимаешь…
— Понимаю! Как князя этого зовут?
— Турлов. Хасав Турлов.
Юлия как заклинание твердила эту фамилию. Турлов. Он должен знать, что с её Ильей. Но одна… она не справится одна. Целых два дня ждать, быть в неведении. Да и вряд ли отец возьмет её с собой, беременную, даже до Пятигорска.
Юлия поднялась в свою спальню. Лицо Ильи, махавшего ей рукой на прощанье, стояло перед ней. Он жив. Она чувствовала это, она не верила ни на минуту, что он погиб. Если его не убили сразу, значит, есть возможность спасти его, но как? Она ничего не знает о той, другой жизни. Здесь, в темнице, даже на севере в глухой тайге, помочь ему было бы в её власти, но там, в горах, где живет жестокий народ, правят мужчины, а женщины ходят с закрытыми лицами — как она может ему помочь? И все-таки она должна. Нет времени ждать ни минуты.
Юлия подошла к туалетному столику. Открыв потайной ящик, она вытащила бархатную ладанку.
— Ну вот, пришло время использовать твой подарок папа. Этот случай действительно крайний.
На следующий день, рано утром, проводив отца с матерью в поместье и посетив ювелира, карандашом на бумаге она черкнула несколько строк:
«Папенька, маменька, простите, я еду выручать мужа».
Спустя несколько часов поезд уже вез её в Пятигорск.
* * *В закрытом накуренном помещении придорожного трактира было полно народу. Юлия, в скромном дорожном платье, с саквояжем в руках, вошла в трактир, ища глазами хозяина. Толстый трактирщик трепал за шиворот неловкого мальчишку, рассыпавшего соль из солонки:
— Ах ты, шельмец, да ты мне…
