Эмили Бронте - Грозовой перевал
Мистер Кеннет, к счастью, как раз выходил из ворот; он собрался к одному больному в деревню, — когда я подошла к его дому. Выслушав мой рассказ о болезни Кэтрин Линтон, он согласился немедленно отправиться вместе со мною на Мызу. Это был простой, грубоватый человек; он не постеснялся высказать прямо свои опасения, что больная не перенесет вторичного приступа, разве что она окажется на этот раз более покорной пациенткой и будет лучше слушаться врача.
— Нелли Дин, — сказал он, — мне все думается, что приступ вызван какой-то особой причиной. Что у них там приключилось, на Мызе? До нас доходили странные слухи. Здоровая, крепкая девушка, как ваша Кэтрин, не свалится из-за пустяка; с людьми ее склада этого не бывает. И не легкое дело вылечить их, когда уже дошло до горячки и всего такого. С чего началось?
— Ее муж вам расскажет, — ответила я. — Но вы знаете этих Эрншо с их бешеным нравом, а миссис Линтон всех их заткнет за пояс. Могу сказать одно: началось это во время ссоры. Кэтрин пришла в ярость, и у нее сделался припадок. Так по крайней мере уверяет она сама, — в разгаре спора она убежала и заперлась. Потом она отказывалась от пищи, а сейчас то бредит, то впадает в дремоту. Окружающих узнает, но мозг ее полон всяких странных и обманчивых видений.
— Мистер Линтон будет очень горевать? — спросил Кеннет.
— Горевать? У него разорвется сердце, если что случится! — ответила я. — Вы его не запугивайте больше чем надобно.
— Я же говорил ему, что нужна осторожность, — сказал мой спутник, — он пренебрег моим предостережением — и вот вам последствия! Он, говорят, сблизился последнее время с мистером Хитклифом?
— Хитклиф на Мызе — частый гость, — ответила я, — но не потому, что господину приятно его общество, а по старому знакомству с госпожой: она с ним дружила в детстве. Но теперь ему не придется утруждать себя визитами, потому что он позволил себе дерзость показать, что имеет виды на мисс Линтон. Теперь, я думаю, ему откажут от дома.
— А мисс Линтон осталась к нему холодна? — продолжал доктор свой допрос.
— Я не состою у нее в поверенных, — ответила я, не желая продолжать этот разговор.
— Разумеется! Она себе на уме, — заметил доктор и покачал головой, — ни с кем не посоветуется. А между тем она маленькая дурочка. Я знаю от верных людей, что прошлой ночью (а ночь-то какая была!) она больше двух часов гуляла с Хитклифом в рассаднике за вашим домом; и Хитклиф ее понуждал, не возвращаясь в дом, сесть с ним на коня и бежать! По моим сведениям, ей удалось от него отделаться только под честное слово, что к следующей встрече она подготовится. Когда у них намечена встреча, мой осведомитель не расслышал, но вы предупредите мистера Линтона, чтоб он смотрел в оба!
Это известие пробудило во мне новые страхи; я оставила Кеннета и почти всю дорогу до дому бежала. Болонка все еще повизгивала в саду. Я задержалась на минутку, чтоб открыть ей ворота, но она не пошла к парадному, а стала бегать, принюхиваясь, по траве и выскочила бы на дорогу, если бы я ее не подхватила и не отнесла в дом. Когда я поднялась в спальню Изабеллы, мои подозрения подтвердились: комната была пуста. Подоспей я двумя часами раньше, болезнь миссис Линтон, вероятно, удержала бы девицу от опрометчивого шага. Но что можно было сделать теперь? Проще всего было бы захватить их, бросившись немедленно в погоню. Но сама я пуститься вскачь не могла, а сказать домашним и поднять переполох не смела; еще того меньше могла я открыть случившееся моему господину: он был слишком поглощен своим несчастьем, его сердце не откликнулось бы на новое горе! Оставалось только держать язык за зубами и предоставить событиям идти своим чередом; а так как Кеннет уже явился, я, плохо скрывая свое волнение, пошла о нем доложить. Кэтрин лежала в тревожном сне: мужу удалось унять приступ ее буйства; теперь он склонился над ее подушкой, наблюдая каждую тень, каждую перемену в страдальчески-выразительном лице жены.
Врач, уяснив себе картину болезни, оставил ему надежду на благоприятный исход при условии, что мы окружим больную полным покоем. Мне же он дал понять, что грозит не столько смерть, сколько бесповоротная потеря рассудка.
В ту ночь ни я, ни мистер Линтон не сомкнули глаз, да мы и не ложились спать; слуги тоже встали все задолго до обычного часа, ходили по дому на цыпочках и перешептывались между собой, когда наталкивались друг на друга. Все рвались чем-нибудь помочь — кроме мисс Изабеллы; и люди стали удивляться ее крепкому сну. Господин тоже спросил, встала ли его сестра, и, казалось, с нетерпением ждал ее и был в обиде, что она так мало беспокоится о его жене. Я трепетала, как бы он не послал меня за барышней; но я была избавлена от неприятной обязанности первой возвестить о ее побеге. Одна из горничных, глупая девчонка, ходившая рано утром в Гиммертон с каким-то поручением, запыхавшись, взбежала по лестнице, ворвалась с разинутым ртом прямо в комнату и заголосила:
— Ох, беда, беда! Что ж теперь будет?! Хозяин, хозяин, наша барышня…
— Ты что тут орешь?! — прикрикнула я на нее, взбешенная ее шумной манерой.
— Говорите потише, Мэри… В чем дело? — сказал мистер Линтон. — Что случилось с вашей барышней?
— Она сбежала! Сбежала! Хитклиф, сосед, сманил ее! — брякнула девчонка.
— Неправда! — разволновался мистер Линтон и встал. — Это невозможно. Как пришла вам в голову такая мысль? Эллен Дин, ступайте и разыщите мисс Изабеллу. Я не верю: это невозможно!
С такими словами он увел девчонку в коридор и там еще раз потребовал, чтоб она объяснила, какие у нее основания это утверждать.
— Господи! Я встретила на дороге мальчика, который тут разносит молоко, — запинаясь, говорила девчонка, — и он спросил, поднялся ли уже переполох у нас на Мызе. Я подумала, он это о болезни хозяйки, и ответила, что да. Тогда он сказал: «Верно, снарядили за ними погоню?». Я на него гляжу во все глаза. Тут он понял, что я ничего не знаю, и рассказал мне вот что: какой-то джентльмен и леди останавливались у кузницы подковать лошадь — в двух милях от Гиммертона в первом часу ночи! А дочка кузнеца нарочно встала, чтобы высмотреть, кто такие, и сразу обоих узнала. И она заметила, что кавалер (Хитклиф, стало быть, — она была уверена, что это он, да и кто бы мог обознаться!), расплачиваясь, сунул в руку ее отцу соверен. У дамы был надвинут на лицо капюшон; но она попросила воды, и когда пила, капюшон откинулся, и девушка отлично ее разглядела. Потом, когда они пустились дальше, Хитклиф, держа поводья обоих коней, повернул не к деревне, а в другую сторону, и они поскакали так быстро, как только позволяют наши ухабистые дороги. Кузнецова дочка ничего не сказала отцу, но утром разнесла новость по всему Гиммертону.
