Чарльз Норрис - Зельда Марш
— Нет, честное слово, Зель, я не брал в руки карт с самого Майлз-Сити!
— Так куда же делись деньги?
— Будь я проклят, если знаю. На завтрак я истратил шестьдесят… или семьдесят пять, не помню, потом молоко для Королевы, газета…
Более удовлетворительного объяснения от него нечего было ждать. Зельда лучше его знала, куда девались деньги. Она старалась экономить, заказывая себе на завтрак яйца и гренки, тогда как Джордж ел бифштекс с картофелем и давал на чай кельнерше вчетверо больше того, что Зельда сэкономила на своем завтраке. Она понимала, что им следовало бы откладывать хотя бы половину заработка, но к Рождеству, когда они добрались до Спокана, в труппе не было человека, которому Джордж не задолжал бы.
— Ах, Зель, есть из-за чего огорчаться! Наша братия — актеры — всегда занимают друг у друга. Вот заработаю пару сотен — и все эти парни будут у меня занимать. Они отлично знают, что я никогда в жизни не отказывал актеру, что готов вытряхнуть все до последнего цента, если товарищ в нужде… И рано или поздно они всегда отдают. Вот, когда я ездил в Атлантик-Сити, мне сразу трое вернули долги — один даже из Техаса прислал триста, которые он два года не отдавал. Оттого-то я и явился тогда в Нью-Йорк таким капиталистом… Скажи, Зель, ты ведь подумала, что я всегда так купаюсь в деньгах? Не это ли отчасти заставило тебя сказать «да»?
Он, разумеется, шутил, хотел просто подразнить, ее, но Зельда потом задала себе этот вопрос не в шутку, а серьезно.
Каждую неделю появлялась на столике у кровати и таяла с быстротой, угнетавшей Зельду, кучка ассигнаций. Она вспоминала иногда золотые, что клал ей на стол Бойльстон. Каким глупым ребенком она была! О, с тех пор она узнала цену деньгам.
Джордж был человек совсем иного сорта, чем Бойльстон. Эти деньги клались на стол не для нее. Правда, он давал ей, если имел, всякий раз, как она просила — он был по отношению к ней так же щедр, как и по отношению к другим… Но приходил вечер — и деньги со стола исчезали, неизвестно куда. Тогда она начала потихоньку брать из кучки то четверть, то полдоллара, а однажды, когда там было много серебра и ассигнаций, решилась «выудить» (так она это называла) целый доллар. В другой раз взяла два, и так к концу месяца она к своему изумлению оказалась обладательницей тридцати долларов.
— Я отдам ему все до последнего цента, — успокаивала она свою совесть. — Отдам, когда он будет в них нуждаться. Как он удивится! Я должна скопить пятьдесят раньше, чем мы приедем в Сиэтл… В конце концов я имею право на половину всего, что мы зарабатываем.
И все же она была немножко недовольна собой. Ее мучило, что она брала деньги потихоньку.
— А он в один вечер, — сказала она вслух, прерывая свои размышления, — в один вечер прокутит все, что я с таким трудом скопила, и бросит лакею пятидолларовую бумажку за то, что тот подаст ему стакан воды.
3По субботам и воскресеньям в Спокане и Сиэтле давалось пять представлений в день, и Зельда, и все остальные не снимали костюмов и грима с утра до вечера. Между одним сеансом и другим проходил час-полтора, не больше. Ван Зандт, Джордж, Билли Гейден, которые могли быстрее переодеться, делали вылазки из театра и приносили пиво, сандвичи, пироги и даже горячий кофе. Все собирались в одной из уборных попросторнее, где было накурено и жарко, и делили между собой принесенное. Но Зельду приятно возбуждали долгие часы работы вместе и веселые сборища в уборной. Мужчины сидели на корточках на полу, пили пиво прямо из бутылок, жевали сандвичи; девушки — на краю туалетного стола, на поломанных стульях; все курили, чесали языки, рассказывали неприличные истории, хохотали, в ожидании, когда их позовут на сцену. Вульгарная, распущенная, но веселая и дружная компания!
Однажды вечером, когда пришла очередь выходить Зельде и ее мужу, Джорджа нигде не могли найти. Зельда стояла у кулис, ожидая, что он появится с противоположной стороны. Она не знала, в театре он или нет. Оркестр сыграл прелюдию, повторил ее — Джорджа все не было. С громко стучавшим сердцем Зельда, как слепая, вышла на сцену с Королевой и попыталась играть одна, подавая реплики Джорджа, меняя свои. Она чуяла катастрофу и пыталась отвратить ее. Появление Бастера и находчивость его хозяйки спасли положение. Зельда затеяла «диалог» с терьером и ей казалось, что умное животное понимает все, что она говорит ему; когда она, наконец, убежала со сцены, подхватив Бастера на руки, ее проводил гром аплодисментов.
Но что случилось с Джорджем? Зельда, еще дрожавшая от пережитого на сцене волнения (ведь не так просто экспромтом выступить одной!), задавала и себе, и другим этот вопрос. Джордж нашелся, наконец, в своей уборной, где спешно переодевался для выхода. Рус Гейден помогал ему. Оказалось, что они зашли вдвоем к Джимини выпить стаканчик, и Джордж забыл, что их выступление начинается в половине восьмого.
— Что, очень было страшно, девочка? Черт, никогда в жизни не случалось со мной ничего подобного!.. Этакая неприятность! Если Моэ Хаас пронюхает об этом — боюсь, что он не захочет возобновить контракт!
4Опасения Джорджа не оправдались — и им с Зельдой предложили еще два месяца играть в Ванкувере, Виктории, Портленде, Сакраменто и дальше вдоль берега до самого Фриско.
Фриско! У Зельды задрожало сердце от мысли, что она снова очутится в своем дорогом «Городе на холмах». Дорогим он стал ей за эти полтора года, проведенные вдали от него. Она уже видела мысленно бухту, холмы, улицы. Она будет дома! Там ее дядя и тетка, там — Бойльстон. Да, будет приятно увидеть даже его: только крикнуть «Алло!», спросить, как он поживает… А может быть… может быть, и Майкл там! Он, должно быть, уже возвратился, Майкл! Но, нет! Нет, не надо начинать сначала.
Перспектива снова увидеть Сан-Франциско внесла интерес в существование, придала ей сил переносить невзгоды. Публика водевилей капризна. Никогда не знаешь, понравится ей сегодня представление или нет. Она хочет, чтобы ее непрерывно забавляли и давали ей повод посмеяться. Еще труднее угодить предпринимателям, в театрах которых они выступали. У каждого были свои требования и своя точка зрения, иногда весьма неожиданная. Но теперь все это как-то меньше волновало Зельду. К выходкам Джорджа она стала относиться также спокойнее. Шумливый, всегда позировавший, то в бурном воодушевлении, то в полной депрессии, он все же по-своему любил ее и после очередного безрассудства, всегда смиренно вымаливал у нее прощение и искренне обещал, что больше не будет.
В Сиэтле он сильно простудился (во время их пребывания постоянно лил дождь) и три недели его мучили кашель и боль в груди. Карты, ночные бдения, выпивка с товарищами больше не соблазняли его. Он не отпускал от себя Зельду и упивался ее вниманием и заботами.
