Анна Бартон - Во власти обольстителя
— Обстоятельства таковы, — начал Оуэн, — что я хочу предложить тебе изменить условия нашего уговора.
— Не поняла.
Оуэн сделал паузу, подыскивая слова, поскольку собирался заговорить о вещах серьезных.
— Я уверен, что сейчас тебе хочется быть возле матери. И несмотря на то, что Оливия и Роуз будут очень разочарованы, я смогу найти кого-нибудь еще, чтобы пошить им гардероб. Если надумаешь уйти, никто не станет тебе препятствовать.
Затаив дыхание, Оуэн ждал, что Аннабелл ответит. Он рассчитывал, что будет рядом с ней еще по меньшей мере три месяца, но это был эгоизм чистейшей воды. С некоторых пор Оуэн не сомневался, что мисс Ханикоут не представляет опасности для общества, однако отпускать ее не хотелось. Кто тогда поможет ему найти общий язык с сестрами? Кто осадит его, когда он неправильно поведет себя? Кто еще так сможет осветить его унылый дом своим присутствием?
Но ведь нельзя держать ее взаперти, как преступницу. Хантфорд снова раскрутил глобус.
Аннабелл покусала нижнюю губу.
— Ты освобождаешь меня от обязательств?
Это прозвучало как финал.
— Да.
— Это очень благородно, но… Я не позволю тебе так себя вести.
— Я уже веду себя так.
— Я слишком много тебе должна. И так поступать нельзя, после всего того, что ты сделал для меня и моей семьи. Я понимаю, мне в жизни не рассчитаться с тобой, ну, если только вдруг не обнаружится, что я — наследница давным-давно завещанного мне состояния.
— Интересное замечание. Если ты вдруг вступишь в права наследства, я приду и получу с тебя долг. С процентами.
— Это звучит разумно, — серьезно сказала Аннабелл.
Но он-то шутил!
— Аннабелл, никакого долга больше нет.
Она подошла и, положив ладонь на глобус, остановила вращение.
— Я не могу принять такой откровенной благотворительности.
Оуэн фыркнул. Просто умора!
— Ты собиралась шантажом вытянуть из меня деньги, а теперь возражаешь против благотворительности?
Серые глаза Аннабелл полыхнули огнем, и он понял, в чем тут дело. В гордости.
— Мы заключили сделку, и я собираюсь довести ее до конца. Это меньшее, что я могу обещать.
Она стояла так близко, что до него донесся цитрусовый, сладковатый запах мыла, которым она вымыла голову. Ее рука лежала на глобусе рядом с его, где-то в районе Северного полюса.
— Ну, ладно. — Оуэн попытался придать своему тону беззаботности, чтобы показать, что ему это полностью безразлично.
Аннабелл ясно дала понять, что настаивает на продолжении их договоренности только из чувства ответственности. Но теперь он хотя бы знал, что она не исчезнет из его жизни совсем. Пока не исчезнет! Вздохнув с облегчением, Оуэн взял ее за руку. У него в запасе имелось еще одно предложение.
— Если хочешь, возвращайся к семье. Ты сможешь работать либо у себя дома, либо в салоне миссис Смолвуд. Закончишь шитье гардероба для Оливии и Роуз и тем самым выполнишь свои обязательства.
Снова Оуэн стоял не дыша в ожидании ее ответа.
Аннабелл высвободила руку и прошлась по комнате, останавливаясь там и тут, чтобы осмотреть разные вещи. Легкая и воздушная в своей ночной рубашке, она потрогала кипы материй на столах, ленты, разложенные на старом письменном столе, и мерную рейку, прислоненную к кушетке возле окна. Сделав круг, она, наконец, снова остановилась перед ним.
— Ты предпочтешь, чтобы я съехала?
— Нет.
Аннабелл покусала кончик указательного пальца.
— Дома я принесу матери немного пользы. Кроме того, она в надежных руках доктора Локстона. Об изменении ее состояния Дафна сможет мне сразу сообщить, поэтому… Думаю, мне лучше остаться.
— Правда? — У Оуэна почему-то появилась надежда, что причина ее решения — он. По крайней мере одна из причин.
— В этой комнате просторно и много света, и под рукой есть все, что нужно. Если я буду заниматься шитьем в салоне, меня постоянно будут отвлекать либо клиентки, либо другая работа. Так что год как минимум уйдет на то, чтобы завершить нашу сделку. Если же я останусь здесь, все закончится намного быстрее; кроме того, когда мне потребуется посоветоваться о чем-нибудь с Оливией и Роуз, они всегда будут рядом.
— Значит, договорились. Ты остаешься, — торопливо закончил Оуэн, опасаясь, что ей придет в голову поменять решение. Его слегка укололо то, что она не уедет только из-за собственного удобства, а не оттого, что будет скучать по нему. Но ведь главное — она останется. — Ты можешь встречаться со своими, когда захочешь.
Ее лицо осветилось.
— Спасибо, Оуэн.
— Однако, — добавил он строго, — ты не выйдешь из дома без провожатого.
— Но я привыкла каждый день ходить одна на работу в магазин. И обещаю, что больше не пойду домой ночью.
— Уже хорошо, — сухо заметил Оуэн. — Пообещай мне, что ты больше никуда не отправишься без сопровождения, в особенности к своим. Для этой цели есть лакеи, а если они тебя не устраивают, можешь взять с собой меня.
Аннабелл открыла было рот, чтобы возразить, но передумала.
— Ты пойдешь пешком со мной до дому?
— Я предпочел бы воспользоваться экипажем. Но почему и нет?
— Не сомневаюсь, что у тебя и без этого много забот.
— Не так много. — Вообще-то ему трудно было улучить минутку, чтобы почитать газеты, но для нее он найдет время.
— Хорошо бы навестить мать сегодня под вечер, — робко предложила Аннабелл. — Просто посмотреть, как у нее идут дела без приема лекарств. Тебе не нужно менять свое расписание, я могу попросить Роджера или кого-нибудь еще…
— В четыре часа подойдет?
Аннабелл изумленно взглянула на Оуэна, но потом справилась с собой.
— Чудесно. Спасибо!
— Тогда и увидимся. — Коротко кивнув, Оуэн вышел из комнаты. Если бы ему пришлось остаться с ней наедине еще минуту, он запер бы дверь, сдернул с нее ночную рубашку и доказал ей, что их связывает не только деловое соглашение. Для него она была больше чем нанятой работницей, и интересовало его не только исполнение договора.
Просто ему был нужен шанс, чтобы убедить ее в этом.
Той же ночью, после того как все обитатели особняка разошлись по своим постелям и видели уже которые по счету сны, Аннабелл вернулась в мастерскую. Один из рукавов платья для Роуз казался шире и круглее, чем другой. Поэтому Аннабелл решила, что лучший способ переделки — это оторвать рукав целиком и скроить его заново. Обычно при исправлении собственных ошибок у нее портилось настроение.
Однако на этот раз, распоров шов вокруг плеча, Аннабелл вдруг почувствовала, что ей — хорошо.
Она любила уют ночи — чернильное небо за окном, тишину, которая накрывала весь дом, как теплое одеяло, и одиночество, дающее ощущение полной отрешенности. Весь вечер Аннабелл занимали мысли об Оуэне. Это было глупо — постоянно мечтать о нем, но она позволила себе такую слабость. Мечтать было не так опасно, как что-то предпринимать. Кроме того, день оказался прямо-таки чудесным, чтобы забыть о нем, как о паре порванных чулок, засунутых в дальний ящик комода.
