Хозяйка Мельцер-хауса - Якобс Анне
Только Тилли, покачав головой, сказала, что Китти будет очень огорчена. Если фройляйн Шмальцлер уйдет, то в доме на Фрауэнторштрассе все пойдет наперекосяк.
– Ну, это, конечно, моя вина, – немного помедлив, произнесла Алисия, – что Китти до сих пор не научилась вести хозяйство. Надо будет помочь ей найти хорошую экономку.
Затем обсудили покупку нескольких кресел-каталок, а Элизабет предложила попросить в больнице носилки. Алисия обещала передать заместителю корпусного врача список недостающих лекарств и инструментов, а самые необходимые Эльза купит завтра в аптеке.
– Мои дамы!
Медицинский советник поднял свой бокал и сквозь стекла очков обвел довольным взглядом стоящих вокруг него женщин.
– Хотел бы сердечно поблагодарить вас всех за этот приятный вечер. Думается, мы сделали важный шаг вперед на нашем пути. Мы обязательно справимся с поставленной задачей! Мы тоже хотим верно служить нашему дорогому отечеству и постараемся сделать все для того, чтобы уменьшить страдания наших мужественных солдат, стоящих на защите родины.
«Последняя фраза его речи прозвучала несколько патетически», – подумала Мари. Но ему простили этот пафос и выпили молча, с серьезными лицами. Медицинский советник распрощался со всеми, выразив сожаление, что не может подвезти домой ни фройляйн Бройер, ни фрау фон Хагеманн, хотя у него как врача есть служебная машина. Тилли с Элизабет оставались на ночное дежурство в лазарете, поэтому, проводив доктора Грайнера до первого этажа, они отправились на кухню, которая служила медсестрам помещением для отдыха.
Алисия пребывала в прекрасном расположении духа, поднимаясь с Мари на третий этаж, она сказала ей, что вечер прошел замечательно. Она и правда очень боялась, что доктор уйдет из лазарета. Тогда бы все полетело в тартарары, но сейчас можно с уверенностью смотреть в будущее. Ну и конечно же она знает, кому она этим обязана.
– У меня лучшая в мире невестка! – Улыбаясь, она обняла Мари.
Аугсбург, 5 мая 1916 года
Пауль, любимый мой Пауль!
Вот уже несколько недель от тебя нет ни весточки. Но где бы ты ни был – мысленно я постоянно с тобой… И я верую, что ангел-хранитель не оставит тебя. Это все, что я могу сделать, может быть, это бесконечно много, а может, ничтожно мало. Я женщина, я не могу вскочить на коня и помчаться во Францию, на поиски тебя. Я не могу ползти по окопам, чтобы отыскать там тебя, и, к сожалению, я не научилась вести штурвал самолета, как Элли Байнхорн. О, как же тяжело, когда ты ничего не можешь сделать. Кроме одного – ждать, верить и надеяться. Не падать духом и с мнимой улыбкой на лице утешать маму. Папа уходит в себя и не говорит о своих страхах.
Прикладываю к письму два рисунка, на которых наши малыши. Они такие сладкие, когда вот так спят, блаженно улыбаясь. Никто бы и не поверил, что этот дуэт может закатывать такие концерты и гневно реветь. Ах, как жаль, что ты не видишь все это. Каждый день, каждый час они узнают что-то новое, они смеются и хватают цветные кубики, уже понемногу едят кашу, и – о чудо – бывают ночи, когда я могу выспаться, когда мои сладкие мучители не будят меня.
Любимый мой Пауль, я все еще надеюсь, что скоро добьюсь твоего возвращения на родину. Нет, я еще не отказалась от этой мысли. А пока я буду честно выполнять свою роль матери и невестки, кроме того, я надеюсь, что в ближайшем будущем смогу помогать папе на фабрике.
Да пошлет тебе Господь своих ангелов-хранителей, мой милый. Мои мысли опережают их, я с тобой, сейчас и навсегда.
Люблю тебя.
Мари.
12
– Если бы я знала, – вздохнула кормилица, опуская ложку в суп, – то ни за что бы не пошла на эту работу.
Прислуга сидела на кухне за обеденным столом. Ели, как всегда, картофельный суп, который теперь заправлялся зеленым луком и петрушкой, выращенными в саду. Те, кому удавалось выловить говяжий кусочек, быстро проглатывали его, чтобы не вызвать зависти у окружающих.
– Мы знали об этом, – призналась Августа. – Разговоры о лазарете на вилле велись давно, но что делать? Решают господа, а нам остается повиноваться.
Эльза с наслаждением жевала хлеб, который перед этим обмакнула в суп. У каждой из них был свой хитрый прием, помогавший утолить зверский голод: Августа сначала съедала суп, а потом хлеб, Ханна крошила его в суп, а Роза клала ломтик хлеба в карман фартука, чтобы съесть его попозже.
– У двух пациентов дизентерия, – расстроенно размышляла Роза. – Кто знает, может, привезут еще кого-нибудь с брюшным тифом или воспалением легких. А в доме двое малышей. Я слежу за чистотой, об этом я уже сказала госпоже, но, если дети заразятся и умрут, я не смогу им помочь.
– Вам надо еще тщательнее мыть руки с мылом, – посоветовала Ханна, – и нам всем тоже. Доктор Мёбиус дал такое распоряжение. Он очень строг с нами.
Августа глупо хихикнула и вытерла хлебом свою тарелку.
– Да, доктор Мёбиус может быть строгим, но у него такая ослепительная улыбка.
– Он тебе нравится, не так ли? – Эльза покраснела.
– А почему бы и нет? – простодушно ответила Августа. – Симпатичный паренек. И к тому же молодой, а у нас в стране сейчас одни старики да инвалиды.
– Что с тобой не так? Что-то случилось? – Роза язвительно усмехнулась.
Эльза залилась краской и опустила голову, а Ханна нахмурилась. Роза была довольно дерзкой, но Августа заслужила это. До сих пор, кроме Брунненмайер, никто не мог дать ей отпор. И уж тем более Ханна – она просто теряла дар речи.
– Конечно случилось. – Августа с вызовом взглянула на Розу. – Нет моего Густава. Я думаю о нем денно и нощно.
– А доктору Мёбиусу строишь глазки, – перебила кормилица. – Я видела вчера, как ты крутилась возле него.
– Смотрите-ка, – ревниво протянула Эльза.
Августа поудобнее уселась на скамье, скрестив руки на своей пышной груди. Она крутилась! И как только фройляйн Кникбайн додумалась до такого?
– Я видела вас на террасе – снизу, из зимнего сада. Ты стояла там с доктором Мёбиусом и пожирала его глазами.
– Ну и что? – Августа пожала плечами. – Госпожа поручила мне принести господам медикам кофе. И я спросила доктора Мёбиуса, подать ли ему сахар и молоко или он пьет кофе, ничего в него не добавляя.
Роза и Эльза недоверчиво хихикнули, а Брунненмайер недовольно проворчала что-то о том, что они раскудахтались, как наседки в курятнике, не поделившие петуха.
– А что ты вообще делала у окна в зимнем саду? Вместо того, чтобы работать, высматривала, что делают другие!
– Тихо! – прошипела кухарка и указала на дверь, ведущую в соседнюю комнату, а оттуда в холл. – Фройляйн Шмальцлер.
Августа проглотила слова, которые хотела сказать, Роза тоже замолкла, дабы не настроить хозяйку дома против себя. Фройляйн Шмальцлер было уже под семьдесят, и на вилле она проработала более сорока лет. Она хорошо разбиралась в людях и старалась все делать по справедливости – этим и заслужила большой авторитет. Даже Роза, которая была убеждена, что занимает особое положение в доме, добровольно подчинялась экономке.
– Желаю всем благословенной трапезы.
Все дружно кивнули, желая друг другу того же. Ханна вскочила, чтобы принести плетенку с хлебом, в то время как кухарка налила экономке тарелку супа:
– Поешьте как следует. Куда это годится: из-за работы в госпитале вам и пообедать-то некогда.
Экономка заметно похудела, ее кожа стала светлой, почти белой, а на шее образовались складки, которые не мог скрыть маленький кружевной воротничок на ее темной блузке. Кроме того, с некоторого момента ей потребовались очки, они болтались на шнурке у нее на груди и всегда были под рукой.
– Все в порядке, фрау Брунненмайер. Спасибо, этого достаточно. Лучше добавьте Ханне ложечку, ведь девочка еще растет.
Покачав головой, кухарка положила назад в супницу полупустой половник. У входа в кухню показались две медсестры, они весело о чем-то щебетали. Ханна встала и поставила для них еще четыре тарелки с ложками. Сначала должна была прийти одна пара медработниц, потом другая. Врачам Августа уже отнесла обед, они ели в маленькой процедурной среди мазей, бинтов и всевозможных сверкающих инструментов.
