Патриция Райан - Шелковые нити
Он сделал еще несколько нетвердых шагов по направлению к Джоанне.
– Скажите, что я должен сделать, чтобы исправить свою оплошность? – выпалил он, пораженный нотками отчаяния. Прозвучавшими в его голосе, и стеснением в груди. Но он не мог допустить, чтобы она указала ему на дверь! Он хотел остаться здесь, с ней. – Я все сделаю. Джоанна молчала, не глядя на него.
– Джоанна…
Никогда прежде он не обращался к ней по имени. Джоанна подняла глаза и устремила на него испытующий взгляд. Грэм же не пытался скрыть обуревавшие его чувства, позволив ей заглянуть в пустоту, царившую в его душе, и увидеть его ужасное одиночество. Все что угодно, лишь бы она позволила ему остаться.
Джоанна опустила глаза и потянулась к апельсину, лежавшему на столе.
– Это… с ярмарки, – произнесла она, запинаясь. – Мне дал его Роберт… Роберт из Рамсуика, друг Хью. Я не пробовала апельсинов с того времени, как жила в Монтфише. – В ее взгляде мелькнуло что-то похожее на робость. – Не хотите разделить его со мной?
Грэм шумно выдохнул, испытывая неимоверное облегчение. Она не собирается выставлять его из дома! Он может остаться.
– Да, конечно. С удовольствием!
Джоанна неуверенно улыбнулась. Грэм ухмылялся, как идиот.
Их прервал стук в заднюю дверь.
– Мистрис Джоанна! Мистрис, это я – Олив.
– О, это Олив, – воскликнула Джоанна. – Я сказала, что хочу поговорить с ней. Должно быть, она видела, как я вернулась. – Она положила апельсин на стол и направилась к задней двери.
Грэм взял одну из свечей и заковылял назад, в кладовую.
– Она не должна меня видеть. Джоанна помедлила у входа в коридор.
– Почему?
Кляня себя за глупость, Грэм лихорадочно искал правдоподобное объяснение.
– Вашей репутации не пойдет на пользу, если все будут знать, что в вашем доме поселился мужчина.
– Неделю назад вы утверждали, что моя репутация не пострадает, поскольку вы всего лишь калека, снимающий комнату. Вы изменили свое мнение, сержант?
К счастью, Олив выбрала этот момент, чтобы постучать снова.
– Мистрис, вы дома?
– Вам лучше впустить ее, – сказал Грэм и нырнул в кладовую, задернув за собой занавеску.
На сундуке сидела Петронилла, доедавшая остатки его сыра.
– Кыш! – Кошка спрыгнула на пол и скрылась за кожаной занавеской. Проследовав дальше, Грэм, к своему удивлению, обнаружил на подоконнике Манфрида. – Ты хотя бы умеешь себя вести, – пробормотал он, опустившись на край постели и поставив свечу на сундук.
Из задней части дома донеслись приглушенные голоса, а затем послышались шаги, когда Джоанна провела девушку в гостиную.
– Позволь мне взять твою накидку, Олив, – раздался голос Джоанны. – Садись. Хочешь вина?
– Нет, мистрис, мне ничего не нужно. Мне не хотелось бы надоедать вам.
– Ты не надоедаешь. Я сама просила тебя зайти.
– Да, но моя мама… Мне нужно с кем-нибудь поговорить, но в последнее время ей стало хуже.
– Я заметила, – последовала пауза. – Прошу прощения, мистрис, но что это?
– Апельсин. Ты никогда не видела апельсинов?
– Нет. Он съедобный?
– Да, это фрукт. Они растут… вообще-то я не знаю, где их выращивают. Полагаю, где-то очень далеко. Понюхай. – Спустя мгновение девушка воскликнула:
– О, какая прелесть! Есть душистая трава, которая пахнет так же.
Грэм отломил кусочек сыра и бросил его на пол у окна. Манфрид спрыгнул с подоконника, съел сыр и выжидающе уставился на него.
Грэм бросил еще один кусочек поближе к себе. Кот помедлил в нерешительности, затем осторожно приблизился и съел подношение.
Олив тем временем говорила Джоанне, как она ценит возможность поговорить с ней о своих заботах.
– Вы так добры, мистрис. У вас всегда находится для меня время. И вы всегда даете дельный совет.
– Вряд ли.
– Всегда. Я не знаю ни одной женщины, которая бы так во сем разбиралась. Жаль, что моя мама не такая.
– Ну.
– Я согласна бы быть похожей на вас – такой же сильной и независимой.
– Ты сильная. Олив.
– Нет, я никогда бы не сумела вынести то, что вынесли вы и держаться с таким достоинством. Особенно после того как вы узнали, что ваш муж…
– Олив, мы… не стоит говорить обо мне.
– Я сказала что-нибудь не то мистрис?
– Нет. Конечно, нет. Просто…
– Вас огорчило, что я упомянула мастера Прюита? Я не хотела пробуждать печальные воспоминания. Я так переживала, когда узнала, что случилось.
– Олив, пожалуйста…
Девушка издала стон, полный раскаяния.
– О, простите меня, мистрис. Порой я не в состоянии сдержать свой язык.
Что-то щекочущее коснулось его босой ноги – как оказалось, усы Манфрида. Грэм отломил очередной кусочек сыра и протянул его коту на ладони. Тот уставился на сыр с таким видом, словно пытался подтянуть его к себе усилием воли.
– Олив, – сказала Джоанна, – может, расскажешь мне, что тебя тревожит?
Манфрид продолжал пялиться на сыр. Олив молчала. Грэм вздохнул.
– Есть один человек, – сказала девушка так тихо, что Грэм с трудом ее расслышал. – Я не могу назвать вам его имени.
– Почему?
– Потому что случится беда, если станет известно… что происходит между нами.
– А что происходит между вами, Олив?
Когда Олив наконец заговорила, в ее голосе слышались слезы.
– Я люблю его, мистрис. А он… любит меня.
– Это не причина для слез, – мягко заметила Джоанна. – Вот, возьми, вытри глаза.
Олив пробормотала слова благодарности.
– Это не было бы причиной для слез, если бы только… Она тяжело вздохнула. – Если бы мы могли пожениться.
– А почему вы не можете пожениться? Девушка расплакалась, повторяя сквозь рыдания:
– Это невозможно, невозможно.
– Ну-ну, успокойся. Все будет хорошо. Вот увидишь.
– Я понимаю, что должна забыть его. Все равно из этого ничего не получится. Я пыталась. Честное слово, но каждый раз, когда я вижу его… мое сердце трепещет, как пойманная птичка. Наверное, это звучит глупо, но я никогда не умела выражать свои чувства словами.
– Я очень хорошо понимаю, что ты чувствуешь.
– Правда?
Джоанна медлила с ответом, и Грэм уставился на кожаную занавеску, ожидая, когда она заговорит.
– Да, – тихо сказала она. – Да.
Манфрид ткнулся влажным носом в его руку, и Грэм осознал, что его пальцы сжались в кулак вокруг кусочка с сыром. Он разжал их, кот съел сыр, а затем вылизал его ладонь шершавым язычком.
Олив всхлипнула.
– Мне нужно идти. Мама не знает, что я здесь. Спасибо, мистрис.
Их голоса смолкли, и послышались шаги. Джоанна проводила девушку до задней двери и выпустила ее наружу. Притаившись в углу, Грэм подождал, пока Олив пройдет мимо обоих окон, затем схватил свой костыль и поднялся на ноги.
