Грэм Грин - Сила и слава
Обзор книги Грэм Грин - Сила и слава
Грэм Грин
Сила и слава
Тесней кольцо; злой силой свора дышит,
И с каждым шагом смерть становится все ближе.
ДрайденЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1. ПОРТ
Мистер Тенч вышел из дому за баллоном эфира – вышел на слепящее мексиканское солнце и в белесую пыль. Стервятники, сидевшие на крыше, смотрели на него с полным безразличием: ведь он еще не падаль. Вялое чувство возмущения шевельнулось в сердце мистера Тенча, он выковырял расщепленными ногтями комок земли с дороги и лениво швырнул им в птиц. Одна поднялась и, взмахивая крыльями, полетела над городом – над крохотной площадью, над бюстом бывшего президента, бывшего генерала, бывшего человеческого существа, над двумя ларьками с минеральной водой, к реке и к морю. Там она ничего не найдет – в той стороне за падалью рыщут акулы. Мистер Тенч пошел через площадь.
Он сказал «Buenos dias» [добрый день (исп.)] человеку с винтовкой, который сидел у стены в маленьком клочке тени. Но здесь не Англия: человек ничего не ответил, только неприязненно посмотрел на мистера Тенча, будто он никогда не имел дела с этим иностранцем, будто не мистеру Тенчу он обязан своими двумя передними золотыми зубами. Обливаясь потом, мистер Тенч побрел дальше мимо здания казначейства, которое было когда-то церковью, к набережной. На полпути он вдруг забыл, зачем вышел из дому – за стаканом минеральной воды? Ничего другого в этом штате с сухим законом не достанешь, разве только пива, но на пиво монополия, оно дорого, пьешь его только по особым случаям. Мучительная тошнота сдавила желудок мистеру Тенчу – нет, не минеральная вода ему нужна. А, конечно! Баллон эфира… да, пароход пришел. Он слышал его ликующие свистки, лежа на кровати после обеда. Он прошел мимо парикмахерской, мимо двух зубоврачебных кабинетов и между складом и таможней вышел к реке.
Река тяжело текла к морю среди банановых плантаций. «Генерал Обрегон» [Обрегон Альваро (1880-1928) – видный мексиканский военный и политический деятель, установивший в стране режим «революционного каудильизма»; был избран президентом (1920-1924) в обстановке кровопролитной политической борьбы группировок; убит в 1928 г. после вторичного избрания президентом] был пришвартован к берегу, и с него сгружали пиво – на набережной уже стояли штабелями сотни ящиков. Мистер Тенч остановился в тени у таможни и подумал: зачем я сюда пришел? Жара иссушила его память. Он харкнул, откашливая мокроту, и апатично сплюнул ее на солнце. Потом сел на ящик и стал ждать. Делать сейчас нечего. До пяти никто к нему не придет.
«Генерал Обрегон» был длиной ярдов в тридцать. Несколько футов погнутых поручней, одна спасательная лодка, колокол на гнилой веревке, керосиновый фонарь на носу – пароход, пожалуй, отслужит еще два-три года в Атлантике, если не налетит на норд в Мексиканском заливе. Тогда ему, ясно, конец. Впрочем, это не так уж важно – каждый, кто покупает билет, страхуется автоматически. Несколько пассажиров, опершись на поручни, стояли среди спутанных по ногам индюшек и глазели на порт – на склад, на пустую, спаленную зноем улицу с зубоврачебными кабинетами и парикмахерской. Мистер Тенч услышал скрип кобуры у себя за спиной и оглянулся. На него злобно смотрел таможенник. Он проговорил что-то, но мистер Тенч не разобрал слов.
– Простите? – сказал мистер Тенч.
– Мои зубы, – пробормотал таможенник.
– А-а, – сказал мистер Тенч. – Ваши зубы. – Таможенник был совсем без зубов и поэтому не мог говорить внятно – мистер Тенч удалил их все. Мистера Тенча мучила тошнота; что-то с ним неладно – глисты, дизентерия… Он сказал: – Протез почти готов, – и пообещал наобум: – Сегодня вечером. – Выполнить это было, конечно, немыслимо, но вот так и живешь, откладывая все в долгий ящик. Таможенника его ответ удовлетворил. Глядишь, он и забудет, да и что ему еще делать? Деньги уже уплачены. Так шла жизнь мистера Тенча – жара, забывчивость, откладывание дел на завтра; если удастся, деньги на бочку – за что? Он посмотрел на медленно текущую реку; в устье, как перископ, двигался плавник акулы. За долгие годы здесь сели на мель несколько пароходов, и теперь они служили креплением речному берегу, а их трубы косо торчали над береговым обрывом, точно пушки, нацеленные куда-то далеко за банановые деревья и болото.
Мистер Тенч думал: баллон эфира, ведь чуть не забыл. Нижняя челюсть у него отвисла, и он стал хмуро считать бутылки «Cerveza Moctezuma» [марка пива]. Сто сорок ящиков. Двенадцать на сто сорок. Во рту у мистера Тенча скопилась густая мокрота. Двенадцать на четыре – сорок восемь. Он сказал вслух по-английски:
– Ишь ты, недурненькая! – Тысяча двести, тысяча шестьсот восемьдесят. Он сплюнул, с вялым любопытством разглядывая девушку, которая стояла на носу «Генерала Обрегона» – стройная, тоненькая фигурка, обычно они такие толстухи, глаза, конечно, карие, а во рту уж обязательно поблескивает золотой зуб, но свеженькая, молодая… Тысяча шестьсот восемьдесят бутылок по одному песо бутылка.
Кто-то спросил его по-английски:
– Что вы сказали?
Мистер Тенч всем корпусом повернулся на голос.
– Вы англичанин? – удивленно проговорил он, но при виде широкоскулого, исхудалого лица, как бы обуглившегося от трехдневной бороды, изменил форму вопроса: – Вы говорите по-английски?
Да, ответил человек, он говорит по-английски. Весь сжавшись, он стоял в тени – маленький, в темном, поношенном городском костюме, с небольшим портфелем в руке. Под мышкой у него торчал какой-то роман; на обложке виднелись детали грубо намалеванной любовной сцены. Он сказал:
– Простите. Мне показалось, вы заговорили со мной. – Глаза у этого человека были немного навыкате, и в нем чувствовалась какая-то неуверенная приподнятость, будто он только что отпраздновал свой день рождения… в одиночестве.
Мистер Тенч отхаркнул мокроту.
– А что я говорил? – Он решительно ничего не помнил.
– Вы сказали: «Ишь ты, недурненькая».
– Разве? К чему это я? – Он уставился в безжалостное небо. Стервятник висел там, точно наблюдатель. – К чему? А, наверно, вон про ту девицу. Здесь хорошеньких не часто увидишь. На которую стоит посмотреть – одна-две за год.
– Она еще совсем юная.
– Да я без всяких намерений, – устало проговорил мистер Тенч. – За смотр денег не платят. Я уже пятнадцать лет живу один.
– Здесь?
– В здешних местах.
Они замолчали. Время шло, тень от таможни протянулась на несколько дюймов ближе к реке; стервятник чуть передвинулся в небе, точно черная часовая стрелка.
– Вы на нем приехали? – спросил мистер Тенч.
– Нет.
– Уезжаете на нем?
Маленькому человеку, видимо, хотелось уклониться от разговора на эту тему, но потом, точно объяснение все-таки было необходимо, сказал:
