Ньевес Идальго - Черный Ангел
— Но, что, господин?.. Что ты хочешь… узнать?
Француз вцепился в драную рубашонку, закрывавшую тощее тело парнишки, поднял его на две пяди от земли, хлестнул по лицу, а затем отпустил. Рубашонка окончательно разорвалась, и Мигель бросив быстрый взгляд на парнишку, увидел отметины, исполосовавшие его костлявую спину.
Мигель встал между Депардье и мальчишкой, помешав французу пнуть мальчишку ногой. В нем проснулось дикое желание покончить раз и навсегда с этим злобным мерзавцем, но он находился в доме Франсуа, и это обстоятельство помешало ему дать волю накопившемуся гневу.
— Ты английский подданный? — спросил Мигель пацаненка, встав перед Депардье.
Мальчишка с уважением посмотрел на него. Теперь с ним разговаривал не грязный, безобразный и угрюмый тип, а видный мужчина в обтягивающих черных бриджах, такого же цвета рубашке с воланами и сапогах с высокими голенищами. Парнишка отрицательно мотнул головой, потому что слова застряли в горле.
— Ты не англичанин?
— Нет, господин, — с трудом выдавил парнишка. — Точнее… мой отец родом из Дувра, а мать была бельгийкой.
— Ну, что я вам говорил? — бахвалился Депардье.
— А где они сейчас?
— Померли… от лихорадки, — мальчишка вытер нос тыльной стороной руки, — тому уж месяца четыре, господин.
— Сколько тебе лет? — поинтересовался Мигель теперь уже на чисто французском языке.
— Почти четырнадцать, господин.
— Что значит почти?
— До четырнадцати мне не хватает всего десяти месяцев, — ответил мальчишка, гордо выпятив грудь.
Мигелю пришелся по душе этот горделивый жест, но он не подал виду.
— Молокосос, — бросил он мальчишке и грозно повернулся к Депардье, — молокосос, чье тело еще не выросло для того, чтобы охаживать его плетью.
— Он — мой пленник, и я делаю с ним, что хочу. Говорю тебе, он — англичанин! От него разит на тысячу миль!
— Я бы сказал, что это от тебя разит, — насмешливо обронил Мигель.
— Я родился в Бельгии, — отважился пояснить паренек, снова привлекая к себе внимание. — Родители померли на корабле, и капитан Марсель Гриньо до недавнего времени заботился обо мне.
— Гриньо! — сквозь зубы процедил Депардье. — Этот мозгляк, который тюленя не отличит от лягушки, и который, к тому же, мертв!
— Значит, мы не можем спросить его, так? — продолжил Мигель со своим обычным спокойствием.
Леду и остальные, молча, наблюдали за этой сценой. Ни один из присутствующих не захотел открыто выступить против этого душевнобольного человека, вклинившись между ним и его пленником, потому что каждый капитан отстаивал свою независимость, и то, что он делал в промежутках между сражениями в открытом море, было его личным делом. Но, по существу, они злились оттого, что де Торрес поставил его на место.
— Оно ни к чему кого-то там расспрашивать! — примирительно сказал Адриэн. — Мальчишка — мой, и кончено. Я приволок его, чтобы мы немного развлеклись, но… — он хитро усмехнулся, — если он так волнует нашего юного и чувствительного испанского капитана, то… — Депардье обошел Мигеля, сжал в руках веревку и дернул парнишку, чтобы увести его, прежде чем испанец поймет его саркастичный намек, но стальная рука вцепилась в его игрушку.
— Я покупаю его!
Француз откинул голову назад и расхохотался Мигелю в лицо.
— Он не продается. Я тут задолжал одному гвадалупскому типу, любителю молокососов.
Вспышка черной ярости сверкнула в зрачках Мигеля, а его слова прозвучали в ушах Пьера ангельским небесным пением:
— Тогда сразимся за парнишку.
Услышав эти слова, Адриэн подрастерял часть своего апломба и выпустил из лап добычу, которая тут же отступила назад и забилась в угол. Адриэн прищурился и долго смотрел на Мигеля, выпятив вперед нижнюю губу и размышляя о брошенном ему вызове. Предложение драться было для него наилучшей и долгожданной возможностью осуществить мечты. Мигель тоже не внушал ему доверия. Депардье завидовал Мигелю. Тому, что испанец был таким, каким был; тому, что, сколотил великолепный экипаж, приведя на свой фрегат отребье, и превратил корабль в самый лучший из пяти кораблей их флотилии; тому, что завоевывал женщин одним лишь своим присутствием. И тому, что он был капитаном “Черного Ангела”! И теперь испанец преподносил ему корабль прямо на блюде.
— Драться за это никудышное отребье, испанец, было бы глупо, но мы могли бы подраться за нечто более стоящее, — предложил Депардье.
— Карты на стол.
— Если ты проиграешь, “Черный Ангел” мой.
Став на секунду серьезным, Мигель разразился смехом.
— Разрази меня гром, приплыли! — вскричал он. — Вот проклятье, не больше не меньше, как “Черный Ангел”!
— Не хочешь потерять корабль, забудь о мальчишке.
Лицо Мигеля сразу посуровело. Он ничего не сказал и направился к двери. Мужчины молча переглядывались, спрашивая себя, неужели стальной испанец отказался драться. А Депардье похвалялся перед ними… пока не услышал:
— Начнем! Не всю же ночь терять.
Адриэн ринулся к двери, и все остальные пошли за ним.
— Огня сюда, живо! — приказал Бульян.
Слуги бросились расставлять факелы, и вскоре во внутреннем дворике стало так же светло, как в гостиной. Соперники молча изучали друг друга, остальные встали вокруг и, приняв чью-то сторону, еще до начала дуэли принялись подбадривать дуэлянтов одобрительными криками. На стороне Депардье были два человека — его верный товарищ, да еще один мастер с борта португальского корабля. Остальные поддерживали испанца. В стороне остался только Франсуа, который не любил встревать в стычки капитанов, а вот Леду горел желанием видеть Адриэна нанизанным на шпагу.
От плотного кольца зрителей отделился один высоченный пират. В силу своего большого роста он отлично видел происходящее и на расстоянии. Богатырского телосложения и угрюмого вида мужчина, почти не открывавший рта с тех пор, как они ступили в поместье, приобнял мальчишку за плечи и прижал к себе. Арман Бризе, боцман и первый помощник Мигеля, знал наверняка, кто победит в этой стычке. Парнишка еще крепче прижался к Бризе, услышав свист вытащенных из ножен шпаг.
— Не бойся, сынок, если капитан не покончит с этой мерзкой свиньей, я сам разделаюсь с ним — пират ласково потрепал мальчугана по грязным волосам.
Противники встали в позицию, изготовившись к бою. Оба опасливо и настороженно двигались по кругу, а затем скрестили клинки.
Мальчишка широко отрытыми глазами следил за боем, крепко вцепившись в полы камзола Бризе. Движения француза были мастерскими, но несколько вялыми; он был неповоротлив из-за своей грузности. Его противник в черном, напротив, был легок, быстр и уверен в себе. Арман тоже смотрел на ловкие, кошачьи движения своего капитана. Это было все равно, что наблюдать за кошкой, играющей с мышью. Мигель атаковал и отступал, нанося удары направо и налево, вверх и вниз, а потом снова вверх…
