Лаура Гурк - Прелюдия к счастью
— Я думаю, — сказал Александр, складывая листок и засовывая его в карман, — что маленькая комнатка рядом с вашей спальней прекрасно подойдет для детской.
И, прежде чем Тесс успела поблагодарить его, он ушел.
Дорога в деревню была длинной и извилистой и проходила мимо виноградников. Александр никогда не ходил по ней. Напротив, он предпочитал более прямую тропинку, вдоль берега моря. Шагая в Сант-Рафаэл, он думал о том, как ему подойти к Франсуазе, и мысль эта приводила его в сильное волнение.
После смерти Анны-Марии Александр не видел этой старой женщины. Но знал, что она о нем думает. Что думали о нем все. Как он зайдет к ней в дом, расскажет о Тесс и попросит помощи после того, что сделал? Как он посмотрит в ее глаза и прочитает в них о своей вине? Но даже если он и сумеет рассказать о Тесс, Александр был уверен, что Франсуаза все равно не придет.
Александр поравнялся с домом Франсуазы и прошел мимо него. Должен же он что-то придумать! Когда Александр пришел в деревню, он знал, что есть только один выход. Купив перо, чернила, воск и бумагу, он написал письмо, запечатал его и опустил в почтовый ящик. Он узнал, что через три дня в деревню приедет почтальон, который отправляет всю недельную почту в Ниццу и Марсель. Затем Александр зашел в лавку, где купил все обозначенное в списке Тесс, чем вызвал любопытные взгляды. Но никто ничего у него не спросил. Александру никто никогда не задавал вопросов.
— Я, вообще, не уверена, что это хорошая идея, — говорила Тесс Александру, который устанавливал мольберт на лугу. Она беспокойно ерзала на стуле, который принес для нее Александр. — Может быть, вы лучше нарисуете портрет Огастеса?
Александр посмотрел на исполненное надежды лицо девушки, потом опустил глаза на котенка, свернувшегося клубочком у ее ног.
— Отличная идея, — согласился он, наклонившись, чтобы взять котенка. Подойдя к Тесс, он положил Огастеса ей на колени.
— Огастес тоже должен быть на портрете.
— Я надеялась, что вы будете рисовать его вместо меня, — проворчала девушка, глядя, как Александр направляется к мольберту.
Он повернулся к ней, воздев руки к небу, изображая огорчение.
— Когда я рисовал во Флоренции, женщины месяцами ждали своей очереди. Еще ни одна женщина не говорила мне, что не хочет, чтобы ее рисовал Дюмон. — Александр тяжело вздохнул и покачал головой. — Тесс, вы меня убиваете.
Тесс улыбнулась. Ей нравилось, когда Александр называл ее по имени. Он так долго называл ее просто мадемуазель. Но в тот день, когда она упала, Александр впервые назвал ее по имени. И с тех пор зовет ее Тесс.
Позавчера он сделал последний набросок, и теперь на его мольберте появился чистый холст, на который он набросал контуры девушки и окружающего ее пейзажа. А теперь Александр взял карандаш и добавлял последние штрихи к рисунку. Тесс предположила, что он, должно быть, пририсовывает на портрете Огастеса.
Отложив карандаш, Александр принялся смешивать краски на палитре. Когда он получил, наконец, нужный ему оттенок, он, с кисточкой в левой руке и палитрой в правой, повернулся к Тесс, готовый начинать. Александр смерил девушку долгим пристальным взглядом и, повернувшись к мольберту, окунул кисть в пятно масляной краски на палитре. И обратился к холсту.
Зачарованным взглядом Тесс следила за работой Александра. Часто он поднимал глаза и глядел на девушку, потом опять обращался к холсту и снова смотрел на нее. Порой кисть замирала в руках Александра, но Тесс чувствовала страстную энергию, исходящую от этого человека.
Александр сосредоточенно продолжал работать. Ленту, соскользнувшую с его волос, унес ветер, но он не поспешил за ней. И, когда длинные пряди падали ему на лицо, он просто взмахивал головой, отбрасывая волосы с глаз. И говорил только тогда, когда Тесс начинала беспокойно вертеться на стуле. И здесь он был предельно краток.
— Не вертитесь, — только и говорил он. Усаживаясь прямо и долгое время наблюдая за работой Александра, Тесс переключила свое внимание на другое. Она начала составлять в уме список необходимых ей вещей. Для ребенка ей понадобятся рубашечки, шапочки, платья, ночные рубашки, одеяла. Нужно сшить побольше пеленок. Вспомнив о ткани, которую позавчера купил ей Александр, Тесс улыбнулась. Все, что он принес, и ткани, и ленты, и нитки, все это сочеталось по цвету. Даже пуговицы. Не потому ли, что выбирал все это художник?
Тесс взглянула на Александра, но он, казалось, не видит ничего, кроме картины. Спустя некоторое время он, наконец, закончил работать, подняв голову, взглянул на солнце и отложил кисточку.
— На сегодня хватит. Свет уже не тот.
Тесс перестала составлять в уме свои списки.
— Вы закончили? — спросила она, поворачивая голову сначала в одну, затем в другую сторону, чтобы размять шею, которая ныла от долгого сидения в одной позе.
— Non. Думаю, для этого потребуется несколько дней. А может быть, и вся неделя. — Завернув кисточку в тряпку, Александр бросил ее в открытый кожаный саквояж, стоявший у его ног.
— Можно, я взгляну? — спросила Тесс.
— Нет. Я никогда не показываю портрет тому, с кого рисую его, до тех пор, пока не закончу. Этому я научился много лет назад. — Он закрыл саквояж и протянул его девушке, которая, столкнув котенка с колен, встала со стула. — Когда человек видит свой незаконченный портрет, он всегда разочаровывается и даже начинает критиковать. Поэтому я всегда заставляю подождать, пока портрет не будет закончен, — добавил Александр.
Сгорая от любопытства, Тесс попыталась было все же взглянуть на холст, но Александр преградил ей путь.
— Тесс… — его предупреждающий голос был строг. Потом он сказал: — Возьмите мои краски и котенка и идите домой. Я догоню вас.
Тесс скорчила рожицу и, повернувшись, пошла к дому. Она знала, что Александр идет следом и несет полотно. Когда они вошли в дом, Тесс осталась на кухне, а он понес портрет в мастерскую. Когда Александр спустился вниз, чтобы сходить за мольбертом и стулом, он остановился на пороге и сказал:
— Подсмотреть вам не удастся. Я запер дверь, ведущую в башню, на ключ.
Тесс промолчала, но ее сердитый взгляд заставил его рассмеяться.
Следующие несколько дней Александр продолжал писать портрет Тесс на лугу. Потом два дня он работал в мастерской, нанося последние штрихи к портрету.
И, наконец, спустя неделю после того, как Александр начал писать портрет, работа была закончена. Он опустил кисточку в банку с льняным маслом и отвернулся от мольберта. Сейчас он не будет придирчиво рассматривать портрет, он никогда не делал этого сразу. Александр всегда ждал несколько дней, и только потом критический взгляд его дотошно изучал законченную работу.
