Патриция Райс - Заблудший ангел
Доктор понюхал и попробовал на язык порошок, потом поставил банку на стол и снова покачал головой.
– Одно из двух: либо это снадобье помогает, либо Господь решил, что пока ему ваш пациент не нужен. Я готов поверить и в то и в другое.
Дора понимала, что видеть, как она надеется, ему, наверное, неприятно, но она не могла не спросить человека, более сведущего, чем она:
– Значит, он будет жить? Врач пожал плечами:
– Черт меня побери, если я это знаю. Сдается мне, что вы кое о чем знаете больше, чем я. Но вот что я вам скажу: пользоваться этой рукой он никогда не сможет. Мышцы превратились в…
Поняв, что он сейчас выразится перед леди неподобающим образом, он проглотил самое подходящее словцо.
– Мышцы уже не нарастут, такие, как прежде, и кости не срастутся, как надо бы. Сомневаюсь, что он сумеет поднимать руку, ради которой жертвовал головой.
Но Доре это было безразлично. Она позволила себе молниеносную улыбку облегчения. Пэйс может выжить. Он еще сможет когда-нибудь назвать ее своей голубой птичкой и смеяться над ее странными повадками. Он может по-прежнему работать адвокатом, стать политиком и заставить правительство изменить законы, что держат в рабстве целый народ. Пэйс может покончить с войной, вернувшись в родные края. И для этого ему не понадобится вторая рука.
Дора проводила врача до двери, глубоко вдохнула влажный и душный воздух июньского утра и кинулась открывать окна. Да, она впустит жару, но воздух в комнате надо освежить.
Пэйс поправлялся медленно, спал беспокойно, ел мало и еще меньше говорил. Она передвинула столик по левую сторону постели, чтобы он не будил ее каждую ночь, пытаясь дотянуться до чашки с водой. Он злился, когда она резала ему мясо на кусочки, и злился еще больше, когда ему не удавалось его нарезать самому.
Когда он поправился достаточно, чтобы довольно продолжительное время сидеть, опираясь на подушки, то велел ей убираться из дома.
Дора не знала, смеяться или сердиться на его глупость. Он не мог даже рубашку собственноручно натянуть, но, сидя голый, закрывшись до пояса простыней, тем не менее хотел, чтобы она ушла?
– Это мой дом, – спокойно напоминала девушка.
– Тогда прикажи Джексону взять повозку и перевезти меня в отцовский дом, – приказал он раздраженно.
– Чудесно. Я так и сделаю. Но должна тебе напомнить, что я тоже там живу.
– Тогда отправляйся туда и оставь меня в покое. Он рывком стянул вокруг себя простыню, с трудом выбрался из постели и проковылял к окну.
– Понимаю. Теперь, когда ты совершенно выздоровел, тебе мои услуги не нужны. Очень хорошо. Я сейчас пришлю Энни с чистыми бинтами. Можешь сам перевязывать свои раны.
И Дора вышла вон, оставив насупившегося Пэйса у окна.
Через некоторое время он увидел, как она идет по дорожке сада, держась прямо и горделиво. Ее хрупкая серая фигурка казалась неуместной на фоне зеленеющих деревьев и травы. Она впервые за все время надела капор, но Пэйс знал, что он скрывает массу льняных локонов, точно так же, как бесформенное серое платье, грациозное женское тело. Несколько ночей подряд он грезил об этих восхитительных формах.
Стукнув кулаком здоровой руки по оконной раме, он так круто отвернулся, что у него закружилась голова. Выбранившись, Пэйс прислонился к стене, пока комната вновь не приняла нормальное положение. Когда он доковылял, наконец, до постели, ему уже казалось, что он вот-вот умрет, и снова его захлестнула яростная волна. Раненую руку дергало и жгло адским огнем. Прибинтованная к боку, она была бессильна. Он не мог даже постоять прямо несколько минут подряд. Пэйс чувствовал себя паразитом. Да будь он проклят, если станет жить за счет ее терпеливой душевной щедрости, как все остальные члены его семьи. И ни за что не станет терпеть разные мерзкие мысли, что гнездятся в его злобном уме.
Когда в тот же вечер Дора вернулась с подносом кушаний, достаточно легких для желудка и удобных для обращения с ними однорукого инвалида, Пэйс швырнул поднос в противоположную стену.
Дора собрала размятую картошку опять в тарелку и с размаху шлепнула ее на столик рядом с ним.
– А лужу от супа подотрешь сам. Я не стану.
И снова горделивой походкой вышла из комнаты, стараясь не хлопнуть дверью.
Пэйс выругался, но, надо полагать, ее святые уши проклятий не слышали.
Через пять минут она вернулась с кувшином холодного лимонада. Пэйс ерзал по полу, подбирая здоровой рукой фасоль и кусочки ветчины. Он зверски посмотрел на нее, но встать не попытался.
– Ты несчастный неблагодарный мерзавец, но я не позволю тебе запугать меня, – сообщила ему Дора спокойно.
– А ты сующая нос не в свои дела бесстыжая девка, – насмешливо бросил он, сидя на полу, – и ты тоже меня не испугаешь. Я не нуждаюсь в няньках.
– Тебе нужен сторож. Я долгие часы старалась держать твою больную руку, чтобы ты на нее не лег, и я не позволю тебе сгноить ее по недомыслию. Можешь голодать, если тебе так нравится, но руку я лечить буду все равно.
Кончив подбирать крошки, Пэйс отодвинул миску, и устало прислонился к стене.
– Я приехал сюда не для того, чтобы лечь лишним бременем на твои плечи. Уходи в Большой дом, нянчись с моей матерью, утешай Джози и укачивай Эми, пока не заснет. Джексон может позаботиться о моей руке.
Дора закрыла глаза, явно стараясь собрать остатки терпения.
– Джози и Эми уехали из дома несколько недель назад. Осталось ухаживать только за твоей матерью, а ее положение значительно улучшилось.
И снова открыла глаза.
– У Джексона гораздо меньше времени, чтобы ухаживать за твоей рукой, чем у меня. Уже несколько месяцев не было дождя, и он роет оросительные канавы в надежде спасти хоть часть урожая.
– Тогда пришли Одела или кого-нибудь из мужчин с фермы. Но я не хочу, чтобы ты была здесь, – упрямо настаивал он.
У Доры был такой вид, как будто она сейчас его стукнет, и Пэйс сделал усилие над собой, чтобы не дрогнуть. Он явно был не в состоянии держать удар, а вел себя подобным образом из инстинктивных побуждений.
– Одел ушел солдатом в армию на прошлой неделе. А те, кто не ушел на фронт, убежали. У твоего отца остался только Солли, и то лишь потому, что Джексон уговорил его остаться. Он помогал Джексону, пока твой отец не отказался нанимать его, и теперь, наверное, Солли тоже переправился через реку, как остальные.
Пэйс поморщился.
– Ну тогда пришли кого-нибудь из женщин. Тебе нельзя сюда приходить.
Она с любопытством оглядела его.
– Я здесь живу и ухаживаю за тобой уже несколько недель. Если ты заботишься о моей репутации, то для этого уже слишком поздно и вряд ли это необходимо. И никому нет дела, чем я тут занимаюсь или куда хожу.
