Сюзанна Энок - Дьявол и Ангел
— Но Элкотты? Ты бы никогда не потерпел их здесь ни на мгновение до того… — Бабушка замолчала. — До того, как ты вернулся домой, — закончила она.
— Возможно, я научился терпению, — тихо проговорил Джеймс.
— Возможно, — ответила она так же тихо, и протянула руку, чтобы коснуться его щеки. — И, возможно, ты знаешь, что их присутствие забавляет Анжелику. — Она вошла в свою комнату и закрыла дверь за собой.
Некоторое время он стоял, глядя ей вслед. Бабушка Элизабет была права. Если бы маркиз был один, когда приехали Элкотты, то он бы в одну минуту вышвырнул их вместе с багажом на холодный йоркширский воздух. Они были здесь не потому, что раздражали Анжелику. Элкотты остались, потому что они заставляли её смеяться.
— Слава Богу, что ты здесь, — задыхаясь, выговорил Саймон, распахивая дверь библиотеки.
— Что случилось? — спросил Джеймс, надеясь, что никто не упал, или никого не сбросили в озеро.
— Это Персиваль и Генри. Элкотт поймал мальчика, когда тот ехал на Индиа, и принялся читать ему лекцию по поводу верховой лошади, на которой прилично ездить ребенку. Очевидно, Генри послал его к дьяволу, а затем стянул с Персиваля шляпу и заставил Индиа проехать по ней.
Джеймс улыбнулся.
— И что я должен сделать?
— Персиваль угрожает отхлестать мальчика, если он не извинится, и теперь Хелен бегает за Элкоттом с этой своей несчастной куклой. Их родители уехали, так что я привёл Энджел, но она только стоит и смеется, а сейчас заставила этого проклятого слюнявого Брутуса лаять на всех подряд. — Молодой человек упал в кресло.
Джеймс усмехнулся.
— Так вот что я слышал. — Он задавался вопросом, когда же с его кузена будет довольно резвой семьи Грэмов, и кажется, он только что выяснил это. — Саймон, — тихо рассмеялся он, — у тебя темперамент, как у монаха. К тому же у тебя точно такой же, довольно небольшой запас терпимости, мой мальчик.
— А у тебя темперамент мокрой кошки и терпимость как у буфетчицы, которая надеется на солидный куш, — отрезал Саймон в ответ. Джеймс разразился смехом, но его кузен нахмурился. — Лили попыталась помочь, но её послушался только Джереми. Она единственная, у кого здесь есть манеры, как я начинаю полагать. — Он вспыхнул, а затем внезапно встал и зашагал по комнате.
— Я рад, что она тебе нравится, — произнес Джеймс, посерьёзнев и неотрывно наблюдая за кузеном. — Я подумал, что, возможно, поговорю с её родителями в конце недели. — По правде говоря, то время, которое Джеймс провел, старательно беседуя с Лили Стенфред, напомнило ему, почему он в целом избегал девушек, недавно покинувших классную комнату. Леди обладала классической, деликатной красотой, и если Анжелика напоминала ему лису, легко перехитрившую гончих, то Лили была олененком, робким, застенчивым и нуждающимся в защите. И, к сожалению, довольно унылым, по сравнению с огненным вихрем, сопровождаемым большим мастиффом, которая отказывалась покидать его мысли.
— Джеймс… — Саймон замолчал, а затем внезапно встал и распахнул дверь. — Ты пойдешь и сделаешь что-нибудь, не так ли?
Джеймс направился к конюшням, чтобы восстановить порядок, и когда он добрался до двора, то сделал знак Генри на Индиа приблизиться к нему. Персиваль выглядел сердитым, мятый ком на земле перед ним, должно быть, был его шляпой. Мастифф стоял в нескольких ярдах[12] позади, опираясь на все четыре лапы так, чтобы иметь возможность лаять во весь голос.
— Брутус, тихо, — приказал он, и собака завиляла хвостом и подчинилась, очевидно, согласившись с тем, что Джеймс принял на себя руководство. — Итак, что всё это означает? — спросил он.
— Он сказал, что я не могу ездить на Индиа, — ответил Генри, ткнув пальцем в Персиваля.
— Я сказал, что это животное не подходит маленькому мальчику для верховых прогулок и что вы должны одолжить ему более подходящую лошадь, — поправил Персиваль. — Тогда этот дерзкий щенок уничтожил мою шляпу.
Джеймс сложил руки на груди, заметив сбоку Энджел, трясущуюся от смеха.
— Я ничего не одалживал мастеру Генри, — категорично заявил он, тщательно удерживая суровое выражение на лице. — Он доказал свою компетентность и Индиа принадлежит ему, и он может делать с ним всё, что пожелает. Если вы прикоснетесь к любому из них, то я прикажу отхлестать вас.
— Ура! — поддержала Хелен, поднимая Миллисент в воздух, словно трофей.
Персиваль Элкотт выглядел так, словно только что проглотил насекомое, и, после момента замешательства, зашагал в сад, вероятно, чтобы помочь своему брату погубить еще больше цветов. Генри спешился и направился к Джеймсу, ведя Индиа за собой.
— Это правда? — тихо спросил он, его глаза сияли. — Индиа теперь мой?
Джеймс кивнул.
— Конечно.
Мальчик шагнул вперёд и обнял его за талию.
— О, благодарю вас, лорд Джеймс.
Джеймс обнял его в ответ.
— При одном условии.
— Всё, что угодно.
Маркиз поместил палец мальчику под подбородок и приподнял его лицо вверх, так, чтобы он мог заглянуть Генри в глаза.
— Обещай мне, что ты научишься плавать.
Генри улыбнулся и кивнул.
— Обещаю.
Джеймс шёл впереди по дороге к особняку, пока дети пересказывали события этого утра. Он снова обнаружил себя в роли их спасителя, и в то время как Саймон с негодованием смотрел на него, он добродушно принимал их неугасающее восхищение и благодарность.
— Энджел, ты идешь? — поинтересовался Саймон.
Анжелика отстала от них, её внимание было направлено на двор конюшни.
— Куда убежал Брутус?
Джеймс остановился.
— Несколько мгновений назад он пробегал через конюшню.
— Я приду через минуту, — произнесла она и повернулась.
— О, ради Бога, Энджел, он же огромен, как повозка. Он появится сам по себе. — Саймон нахмурился и жестом показал ей, чтобы она сопровождала их в особняк.
Девушка посмотрела на Саймона с обидой на лице.
— Я сразу же вернусь, Саймон, — твёрдо проговорила она.
— Энджел…
— Я помогу вам искать его, — прервал Джеймс, не в состоянии молчать, и направился обратно по дорожке вместе с Энджел. Через мгновение остальные, возглавляемые мрачным Саймоном, последовали за ними. Они обыскали конюшню и двор, но нигде не нашли Брутуса.
— Должно быть, вы ранили его чувства, — обвинила Энджел Джеймса.
Тот появился из кучи сена, которую раскапывал, и приложил руку к груди.
— Я? Я всего лишь попросил его тихо себя вести, — запротестовал он.
— Вы двое совершенно безумны, — вставил Саймон, прислонившийся к дверному проему со сложенными на груди руками. — Это собака. Огромная, шумная собака. У неё нет никаких чувств.
