Зоя. Том второй (СИ) - Приходько Анна
Анна вытащила все запасы и пайки, которые приносил с работы домой Герман.
Присела на стул и стала ждать. Ещё несколько раз прочитала письмо.
Она нервно стучала пальцами по столу, а потом прошептала:
– Не-е-ет, сынок, никому не покажу твоё письмо! Они же расскажут Зое, а она придёт сюда, и ты поверишь ей, а не мне.
Анна вскочила со стула и стала лихорадочно убирать продукты.
– Я лучше накрою на стол, когда приедешь, и пляцки сделаю.
До самого вечера Анна перечитывала письмо, то накрывала на стол, то убирала всё обратно. То хотела рассказать Герману и Софье, то не хотела.
А потом у неё разболелась голова. Она прилегла в своей комнате и уснула. Проснулась, быстро нащупала в кармане письмо. Пробежалась по нему глазами. Вышла из комнаты, дома уже были и Софья, и Герман.
– Анна, – сказал Герман встревожено и подошёл к ней, – с тобой всё хорошо? На тебе лица нет.
Пани промолчала, направилась к столу, налила себе воду из графина, жадно выпила, потом налила ещё.
– Мама, – Софья подошла к Анне, обняла её, – что случилось у вас?
– Ни-че-го, – ответила Анна по слогам. – Я уморилась, легла спать. Приснился страшный сон. Хочу его забыть и смыть.
Анна начала поливать воду себе на запястья. Натёрла их докрасна, а потом произнесла:
– Всё, я в порядке, – и улыбнулась.
Софья кивнула и ушла в свою комнату.
Анна залюбовалась дочкой, потом взглянула на Германа и сказала:
– Какой же она выросла красавицей! Посмотри на неё, Герман, она же совсем взрослая.
– Взрослая, красивая, Влодек глаз с неё не сводит. Такой же безумно влюблённый, как твой Янек, – произнёс Герман. – Но меня, Анна, ты не обманешь.
Я не знаю, что у тебя произошло, но сказки о своём сне ты можешь с лёгкостью пересказывать Софье. Она впечатлительная, любит тебя, кивнула и ушла. Потому что правды от тебя не дождёшься. А пытать тебя бесполезно. И я не буду этим заниматься тоже. Придёт время, и всё раскроется. И это даже хорошо. Лучше я поберегу твои нервы и не буду заниматься допросами, мне их хватает на работе.
Герман подошёл к пани, поцеловал её.
– Ты такая загадочная, Анна… Люблю тебя больше жизни.
Глафира завела Янека и детей в небольшую комнатушку с двумя кроватям.
– Тут будем ночевать, – сказала она.
В комнатке кроме кроватей ничего не было. Стены были побелены, и следы побелки оставались при случайном прикосновении на одежде.
– Вам придётся уместиться на одной кровати, располагайтесь, я схожу за едой в столовую. Попрошу две порции, у меня там знакомые есть, – дала указания Глафира и вышла.
Янек снял тулуп. Освободил сына. Помог Кате размотать платки.
Присел на кровать, и дети прижались к нему. Янек чувствовал, как любовь и нежность разливаются по его телу от этих детских прикосновений. Представил себе, как обнимет Зою, Злату, второго своего ребёнка. Сердце замирало от этих мыслей. Посмотрел на детей Карины и подумал, что они оба теперь родные для него. И нет у него другого пути. Только путь домой, к Зое. Янек не представлял, как всё сложится.
Гнал от себя плохие мысли. А они вдруг атаковали его. Что-то внутри заставляло сомневаться, бояться неизвестности. Но Янек переключался и радовался, что он и дети остались живы, и из Москвы дорога домой будет не такой долгой, как та, которую уже преодолели. Пугало только то, что ему теперь нельзя на вокзал. И Янек решил для себя, что думать об этом будет завтра.
Даже желание выспаться не давало потерять бдительность. Он понимал, что и рядом с Глафирой может быть опасно, и с нетерпением ждал завтрашнего утра, когда можно будет оторваться уже от этих душегубов.
Маленький сын ползал по кровати. Весь перемазался в побелке. Она была на нём везде. Увидев у брата белый кончик носа, Катя расхохоталась. И у Янека отлегло от сердца. Он радовался тому, что девочка больше не боится и верит ему. Не могла ведь испуганная девочка смеяться так, как смеялась сейчас Катя.
Янек смотрел на девочку, и иногда мельком ему мерещилась Карина.
«Я теперь всегда с тобой, – прозвучало у Янека в голове. – Я в детях…»
Янек вздрогнул, не успел поразмыслить над этим. Глафира вернулась, принесла две тарелки каши. Из своей отложила больше половины в тарелку Янека.
– Корми детей, – сказала она, – мне и этого хватит. От голода не умру.
Янек поблагодарил, покормил детей, уложил их спать и сам прилёг на кровать.
Глаза смыкались, мысли путались.
– Ты куда едешь? – услышал он голос Глафиры.
– Домой, – ответил Янек.
– Домой… – протянула Глафира задумчиво. – А мне домой теперь нельзя, может, ты возьмёшь меня с собой? Хотя это плохая мысль. Нам проще по отдельности исчезнуть из этого города. Если мне вообще удастся мой план.
Янек ничего не ответил, но про себя подумал, что брать с собой Глафиру ему не хочется.
А Глафира продолжала:
– А может быть и не стоит мне бежать? Где меня ждут теперь? Я даже не знаю, когда мужа увижу. Он должен прибыть следующим поездом и ждать меня с твоим ребёнком в укромном месте.
Сердце Янека заколотилось. Сон как рукой сняло. Он невольно погладил спящих детей.
– Да ладно, – возмутилась Глафира, – чего ты так заёрзал? Не заберу я их у тебя. Сказала же, что больше не в деле.
Янек глубоко вздохнул, но словам не поверил. Начал думать, как ему прямо сейчас скрыться от Глафиры, а она словно прочитала его мысли и произнесла:
– Некуда бежать сейчас, тьма кромешная. Сиди уже тут, сказала же, что не нужны вы мне. Устала я от этого. Пока есть возможность, мы с мужем уедем за границу. А там, как Бог даст. А он мне может ничего не дать. Даже надежды на выживание.
Голос Глафиры вдруг сменился с властного на ноющий:
– И зачем я вообще полезла к этим нелюдям? А ведь пришла к ним всего-то для того, чтобы ребёночка выбрать. А они сказали, что своих не отдают, и приказали искать самой. И я начала. Но никто не был похож на моего Ванечку. А потом и муж присоединился.
Деньги щедро платили. Хорошо одетых взрослых в одну сторону, детей в другую. Цыгане покупали детей. Оторванные от семьи были более покладистыми, боязливыми. Легче на них было нагнать страху, они лучше работали. А беспризорников не брали, они свободнее были, наглее, сбегали.
Взрослых на вокзале старались устранить или на ночлеге, или прямо в поезде, завязав разговор и предложив чего-нибудь для бодрости духа. Люди были падкими до угощений. А нам это было на руку.
А ты какой-то осторожный. Как будто уже наученный или предупреждённый. Мы с мужем накопили столько, что теперь надолго хватит, лишь бы сбежать. Я вот ругаю себя за это. Но вот скажи мне, где сейчас добро? Стоит ли ругать себя за это?
От слов Глафиры у Янека холодело внутри. Ему даже страшно было представить себе, что могло случиться, если бы Катя не проснулась тогда и не услышала разговор Матрёны.
– Что ты молчишь? – произнесла Глафира. – Страшно слушать, да? А мне не страшно. Ложись спать.
Янек так ничего и не ответил. Жуткий страх поселился в его сердце. Он смотрел на спящих детей и молился, чтобы поскорее наступило утро. Когда Глафира засопела, Янек сел на кровати. Взялся за голову и беззвучно заплакал. От слёз и недосыпа щипало глаза. На сердце было очень тревожно. Уже начало светать.
Глафира зашевелилась, встала с кровати. Приблизилась к Янеку.
– Не спишь, сидишь? – зло прошипела она. – Думаешь, что ты сильнее меня? А какой благодарности мне от тебя ждать?
Янек пожал плечами.
– Я вот думаю, а может мы договоримся всё-таки? – предложила Глафира. – Иначе муж со свету меня сживёт. Я забираю себе мальчишку, ты девчонку. Чего тебе с двумя делать-то?
Янека затрясло.
– Да не трясись ты! Один, два… Какая разница? На один рот меньше – проще жить. Он у тебя совсем маленький, зачем он тебе?
– Он мой сын, – сказал Янек дрожащим голосом.