Сьюзен Робинсон - Лорд Очарование
— Хотела бы я тебе верить, — заговорила Пэн. — Но ты оказался совсем не таким, Тристан, и я думаю, ты разбил мне сердце. — Он услышал смирение в ее голосе.
— Сент-Джон лжет, а не я. Ты же знаешь меня. Как ты можешь не знать, когда я был внутри тебя? Излился в твое тело, полностью отдался тебе. У тебя не должно быть сомнений по поводу моей чести и того, что я чувствую.
— Я хотела бы верить тебе. Я бы так этого хотела. И я бы поверила, если бы не шрам. И не говори мне, что Сент-Джон и есть священник. — Она наклонилась поближе к нему, ее глаза горели, а голос зазвенел в пустой комнате. — У него нет шрама, а у тебя есть. Ты что, считаешь, что я не хотела бы тебе поверить? Я попыталась доказать, что этот человек лжет, но мне это не удалось. Эти бумаги подлинны. Я могу узнать внешний вид королевской печати, когда вижу ее.
Тристан покачал головой:
— Я не знаю правды, но я чувствую, кто я и знаю, что Сент-Джон знает больше, чем говорит. Разве ты этого не заметила? Здесь, вероятно, какая-то путаница.
— Да, — сказала Пэн. — У меня в голове.
Он ударил кулаком в дверь.
— Я тебе полностью отдался, но ты решила поверить ему, а не мне.
Пэн дрожащими руками вытерла слезу со своей щеки.
— Я и не думала, что ты поймешь, — заявила она.
— Я действительно не понимаю.
— Возможно, временами я не следую правилам.
— Временами? Большую часть времени.
— Я храбрее и крепче, чем ты думаешь. И я знаю, что происходит в мире. Я знаю, что папистская Франция является врагом Англии и королевы. И ни один французский шпион не сможет использовать меня и мой остров для коварных махинаций против ее Величества.
Тристан вцепился в дверь, которая их разделяла.
— Почему ты не можешь мне поверить?
— Я уже давно научилась смотреть горькой правде в глаза. Я смогу пережить твое предательство и твою ложь, Тристан, и я выполню свой долг добропорядочной англичанки. Без сомнения, ее Величество прикажет своим министрам допросить тебя. Я понимаю, что это значит, и я просто не могу вынести даже одной мысли об этом.
— Тогда выпусти меня из этой камеры.
— Ты считаешь меня дурой, безумной, болтливой дурой. Ты использовал мое сострадание против меня, но больше этого не будет. Ты больше не увидишь мою радость. Я откажусь от доброты, веселья и любви. И прежде чем я закончу, ты проклянешь тот день, когда решил одурачить меня.
Глава 11
Пэн со стоном открыла глаза и в смятении огляделась. Он свернулась калачиком на полу своей старой спальни, спальни Тристана, среди тросника. Перевернувшись, он медленно закрыла и открыла глаза, силясь вспомнить, как она тут оказалась. Несколько минут она ничего не могла припомнить.
Ее руки болели. Она посмотрела на них и увидела, что они сжимают разорванную рубашку Тристана. Они кровоточили и были покрыты синяками.
Слегка ослабив хватку на предмете одежды, она заметила красные следы на полу. Должно быть, он била там по полу кулаками. Ее глаза опухли и горели. Волосы спутались и упали ей на лицо. Она уронила рубашку и нерешительно стала расчесывать спутанный клубок волос.
Должно быть, она долго плакала, ее лицо, горло и шея были мокрыми. Она стала неясно раздумывать, сколько же она плакала. Посмотрев в окно, она увидела, что день еще не закончился.
Ноги сильно болели, поэтому она поднялась медленно, как старуха. Все мышцы в руках и ногах болели, как будто у нее началась лихорадка. Боль в сознании тоже не проходила.
Мысли затуманили ее разум и лениво слонялись там — бессмысленные, мрачные мысли.
Ее взгляд бесцельно скользил по спальне, и, наконец, она выбралась на площадку, а потом пошла вверх по узкой лестнице, ведущей к башенным бойницам. Ослабленными руками она толкнула дверь и вышла на солнце. Она забыла свой плащ, и поздний ветерок пробирал до костей, заставляя ее дрожать и бодря. На западе солнце плавало в абрикосово-красной дымке. Море набегала на скалы внизу, словно ничего не случилось. Пэн глядела на белую, бурлящую пену, как она ударяется о камень и растекается по нему. В ней самой проснулось эхо буйства моря, но оно умирало, совсем, как ее душа. Тристан убил ее, а она помогла ему в этом.
Она влюбилась в священника. Она легла со священником. Испытывая тошноту при одной этой мысли, она наткнулась на бойницу между двумя зубцами. Устроившись в углублении, она закрыла лицо руками, пытаясь рассуждать здраво. Но здравый смысл не имел ничего общего с клубком ее эмоций.
Не имело значения, что она не была паписткой, она все еще приходила в ужас от осквернения, которое она совершила. Священники Римского Епископата должны были соблюдать целибат. Тристан прикасался к ней с таким искусством и мастерством, которые опровергали целибат. Он принял ее любовь и использовал в своих собственных замыслах, для собственного удовольствия. Что за мужчина мог принять священные обеты, а потом легко нарушить их самым грязным и распутным способом?
А он был также и шпионом. Французским шпионом. Эти бумаги доказывали, что он был врагом Англии и королевы. Тристан служил кардиналу Лотарингскому, дяде королевы Шотландии. А Мария, королева Шотландии жаждала заполучить английский трон. Мария и ее дядя принадлежали к алчной семье де Гиз, которая хотела править не только Францией, но и Шотландией и Англией.
Тристан, французский священник. Священник, появившийся здесь по воле кардинала Лотарингского. Пэн мало что знала про интриги сильных мира сего, но она многое понимала из того, что писал ей кузен, что королева Шотландии плетет заговоры с целью стать официальной наследницей королевы Елизаветы.
Елизавета все раздумывала, не давая окончательного ответа
Елизавета точно знала, что не стоит, как она любила говаривать ставить парус под ветром перед собственным лицом. Объявить кузину Марию своей наследницей, означало подписать свой смертный приговор.
Пэн могла понять, как ненадежно балансировала английская королева между католическими Францией и Испанией и католичкой Марией Стюарт, которая сидела в засаде, готовая атаковать и выпотрошить, стоит только Елизавете оступиться. Если бы Мария стала править Англией, королевство бы оказалось под властью Инквизиции. И такие несчастные дурачки, как Нэни и Дибблер, практически без образования, стали бы первыми жертвами священников, охотящихся на еретиков, — такие священники, как Тристан.
Ее подбородок задрожал. Был ли причиной холод или горе? Она стала жертвой собственного замешательства и необдуманных поступков, и сделала из себя посмешище. Он никогда ее не любил. Она произнесла это про себя, и испытала сильнейшую боль. Она, вероятно, часами рыдала, так как сейчас была не в состоянии проливать слезы.
