Линда Кук - Вслед за луной
— Матье уже вернул тебе свой долг? — спросил, помолчав, тамплиер.
— Никакого долга не было в помине, — буркнул Паэн. — Только в его воображении.
— Сарацинские всадники за спиной Матье отнюдь не были игрой воображения. Никто другой не осмелился бы прийти на помощь этому глупцу, кроме тебя.
Паэн нахмурился.
— Почему глупцы должны погибать, в то время как умники преспокойно отсиживаются в тылу, прячась за сундуками с золотом? С тех пор как мы вернулись из Палестины, Матье отплатил мне за все сторицей.
— А эта женщина? Она-то тебе что должна?
Лицо Паэна еще больше помрачнело.
— Она ничего мне не должна, да я и не приму от нее никаких выражений признательности.
— Думаю, ты возьмешь вместо этого саму даму. Я уже заметил, какими глазами ты на нее смотрел. Рано или поздно ты получишь ее признательность вместе с ее золотом. — Амо закашлялся. — Уже почти зима, и мои кости соскучились по солнцу Палестины. Ничего удивительного, что многие люди покидают свои очаги и отправляются в паломничество. Нигде так не греет солнце, как на родине Христа.
Паэн подошел к камину и, поворошив кочергой дрова, подбросил в огонь два больших дубовых полена. Амо вздохнул.
— Благодарю тебя, Паэн. Но сейчас меня донимает не возраст и даже не холод, а шрамы и боль в костях, плохо сросшихся в седле, да еще дизентерия, от которой я так и не избавился после Аскалона. — Он накрыл своей бледной, ссохшейся клешней руку Паэна. — Если ты не собираешься стать членом ордена, тогда постарайся забыть о мече и поищи себе место в этом мире. Не трать остаток своей жизни на сражения, Паэн. Остановись, пока твое здоровье не будет окончательно подорвано из-за скверно залатанных ран и незаживших переломов.
— Именно так я и намерен поступить.
— Что ж, тогда попроси свою спутницу найти тебе лучшее применение. Если кто-нибудь и может это сделать, так только она. Ты видел, как она услала молодого Поля с каким-то поручением? Насколько я мог заметить, он даже не попытался ей возразить. Такая женщина, мой друг, не побоится вставить слово, если сочтет это необходимым.
* * *Джоанна выторговала у молодого монаха отрез великолепной шерстяной ткани, которую могла носить вместо плаща. Она искренне радовалась своей победе и выглядела вполне довольной, когда Паэн пришел ее проведать в их холодной маленькой келье. Если не считать легкой дрожи в ее голосе, Паэн мог бы подумать, что предстоящая ночь не вызывала в ней ни малейшего беспокойства.
Она медленно, аккуратно расправила плащ и с рассеянным видом обратилась к Паэну:
— Вы обещали рассказать мне о своем прошлом.
— Я буду спать внизу, а комнату оставлю вам, — сказал он. — Я хочу, чтобы вы узнали об этом прежде, чем я начну свой рассказ.
— Поступайте как вам угодно, — отозвалась она. — Все равно между нами ничего не было, кроме объятия, и то не без оговорок. С вашей стороны, — добавила она. — Не с моей.
Несмотря на то что Паэн держал в руках горящую головню, чтобы разжечь дрова, сложенные в небольшом камине, он так и не решился переступить порог кельи.
— Напротив, между нами было все, — ответил он, стоя в дверях. — И есть множество причин, по которым нам никогда больше не следует прикасаться друг к другу.
Задетая его словами, Джоанна уселась на койку — теплый островок чувственности посреди пустой каменной комнаты.
— Вы помните, — начал Паэн, — как дозорные в Рошмарене тут же отступили, едва я выехал на свет костра и принялся бранить их за то, что они на вас напали?
— Я никогда об этом не забуду, — ответила она.
— А вы не задумывались о том, почему они так легко мне подчинились?
Настороженность исчезла из ее глаз. По-видимому, Джоанна полагала, что признание Паэна имело отношение к разбойникам, колдовским чарам и его темному прошлому. Он помолчал немного, наслаждаясь этим мгновением, после которого она уже будет смотреть на него только как на врага.
— Они приняли вас за призрак, — прошептала она, — или за живого человека, пользующегося такой дурной славой, что никто не смеет ему прекословить?
— Они приняли меня за моего отца, — ответил он. — За последнего законного хозяина замка Рошмарен.
С этими словами Паэн прошел мимо нее в келью и поднес головню к сложенным в очаге дровам. Комната быстро наполнилась светом, жаром и треском вспыхнувшего пламени.
Джоанна молча наблюдала за тем, как он швырнул головню в огонь. Когда он снова обернулся к ней, она все еще озадаченно хмурилась.
— Вы приходитесь родней Ольтеру Мальби? — осведомилась она.
— Последний законный владелец замка не был нормандцем, — ответил Паэн. — Его звали Ален из Рошмарена, и я — его сын.
— А Мальби…
— Явились туда, чтобы предъявить свои права на землю, когда взбунтовавшийся народ успокоился, а мои отец и мать лежали мертвыми в аббатстве Святого Мартина. Нормандцы ни за что бы не позволили им покоиться в фамильной часовне.
Джоанна повернула к нему лицо, и ее вопросы были написаны на нем так ясно, как будто она задала их вслух.
— Первым из нормандцев, появившихся в замке Рошмарен после подавления последнего мятежа, был отец вашего мужа. Ольтер Мальби был следующим за ним. Обитатели замка не видели моего лица уже в течение двух десятков лет и знали меня еще ребенком, зато многие из дозорных, собравшихся вокруг сигнального костра, хорошо помнили моего отца, и большинство из них наверняка не забыли те проклятия, которые он выкрикнул на бретонском языке, когда пал под ударами нормандской армии, втрое превосходившей по численности гарнизон Рошмарена. Я унаследовал его внешность, Джоанна, и перенял его ругательства. И то и другое помогло мне нагнать страха на дозорных.
Джоанна наконец заговорила:
— Значит, вы — его наследник? Если бы не явились нормандцы, земля стала бы вашей? Он покачал головой.
— Будь я наследником, выход для нас обоих оказался бы совсем простым. Вы — вдова Ольтера Мальби, который умер, не оставив потомства, а так как со дня его гибели прошло слишком мало времени, никто не может утверждать с уверенностью, что вы не носите под сердцем его дитя. Выйдя за меня замуж, вы можете дать жизнь ребенку от нашего брака раньше срока, и если это будет мальчик и он родится в самом скором времени, Рошмарен перейдет к нему. Если он появится на свет в Йоркшире, ни один бретонец не сможет указать в точности дату его рождения. А если никто не в состоянии будет определить, мой ли это сын или Ольтера Мальби, все равно земли по праву достанутся ему — во-первых, потому, что я его отец, и во-вторых, потому, что вы были последней новобрачной из рода Мальби в Рошмарене.
— Значит, я нужна вам ради этого ребенка?
