Эндрю О’Коннор - Армстронги. Загадка династии
– Но ведь мы любим друг друга!
Чарльз громко вздохнул:
– Мы были охвачены любовной страстью – а это совсем другое дело. Когда же я в лице Гаррисона увидел холодную реальность, то понял, что страсти этой нужно положить конец.
У нее закружилась голова, и она присела на скамейку. Он сел рядом с ней и взял за руку.
– Ты всегда сама говорила, что мы попали в безвыходную ситуацию, – сказал он. – А теперь она только усугубилась.
– И мы с тобой больше никогда не увидимся?
– Боюсь, что мы просто не можем этого сделать.
– Потому что ты отправляешься на светский сезон в Лондон, чтобы заигрывать там с дочерьми всяких графов, которые флиртовали с тобой? С теми, кто знает по нескольку языков и искусно рукодельничает? – Голос ее стал жестким.
– Не нужно быть такой язвительной, Арабелла.
– О нет, это не язвительность, – сказала она. – Просто я беременна.
Он медленно отпустил ее руку.
– Что?
– Я жду ребенка.
Он почувствовал, как в горле у него пересохло, но все же сумел выдавить из себя:
– И как давно?
– Уже несколько месяцев.
– Что ты собираешься делать?
– Что я собираюсь делать? – в ужасе переспросила она, не веря своим ушам.
– Ты немедленно должна сказать об этом Гаррисону.
– Гаррисону?! Но ведь это твой ребенок, глупец!
– Откуда тебе знать?
– Потому что между нами с Гаррисоном никогда ничего не было, и тебе об этом хорошо известно! Это твой ребенок, черт побери! – Она уже почти кричала, и на них начали оглядываться гуляющие в парке люди.
Он встал и принялся нервно расхаживать перед ней.
– Я этого не знал. Ребенок может быть чей угодно. Думаю, мы оба хорошо знаем, что за женщину ты собой представляешь.
Она тоже встала и сделала шаг в его сторону.
– Я никогда и ни с кем не была, кроме тебя. Это твой ребенок, и ты должен взять на себя ответственность за него.
– Ты с ума сошла! Мой брат просто убьет меня, а все остальные мои родственники от меня отрекутся и…
– А что будет со мной, ты подумал? Все пропало, если ты не женишься на мне. И я, и моя семья – мы будем уничтожены. Мое имя будет запятнано. Меня изгонят из общества. А как же ребенок? Он будет незаконнорожденным.
– Тебе следовало думать обо всем этом, когда ты бросала Гаррисона. Я всегда полагал, что, если ты забеременеешь, у тебя хватит ума, чтобы… представить все так, будто это его ребенок! А затем срочно выйти за него замуж. Что еще тут можно было сделать?
Она смотрела на него в ужасе.
– Но вместо этого ты сделала самое худшее из всего, что только можно было придумать, – холодно продолжал он. – А сейчас мне пора идти, чтобы не опоздать на поезд. Я должен вернуться в Армстронг-хаус. – Он наклонился к ней и поцеловал в щеку. – Пойми и ты мою ситуацию. Если бы это был не Гаррисон, а кто-то другой… Но он не должен об этом узнать никогда. Твои родители – добрые и состоятельные люди. Я уверен, что они не оставят тебя.
Она в изумлении следила за тем, как он быстрым шагом уходит из парка. Ей показалось, что она простояла так, в полном смятении и растерянности, много часов. Наконец она развернулась и в шоке пошла по лондонским улицам домой, на Айлсбери-роуд.
– Берегись! – вдруг услышала она отчаянный крик кучера и в этот момент поняла, что стоит посреди дороги, а на нее на полном ходу летит конная повозка.
Она быстро выскочила на тротуар и продолжила медленно идти к дому. Она поняла, что все кончено. Жизнь ее разбита. В душе бушевала буря эмоций, которые менялись от боли и неприятия, когда она осознала, что была для Чарльза лишь очередной его победой на любовном фронте, до ужаса и паники при мысли о ситуации, в которой она оказалась в настоящий момент. Не только она сама, но и весь род Тэттинжеров будет обесчещен и уничтожен.
Она всегда держалась очень гордо и была уверенной в себе, а теперь по Дублину о ней поползут сплетни. Над ней будут смеяться, станут называть ее потаскухой и уличной девкой. Ее больше не примут ни в одном приличном доме. Люди откажутся встречаться с ней. Даже самые близкие друзья не смогут быть рядом, потому что этим запятнают и себя. Ее отец может лишиться работы и уж совершенно точно потеряет свое положение в обществе. Что же касается ее матери…
Вернувшись домой, она направилась в кладовку и начала перебирать стоявшие там флаконы, пока не нашла то, что искала. Взяв бутылочку с крысиным ядом, она поднялась по лестнице в свою комнату и заперла за собой дверь. Открутив пробку на пузырьке, она поставила его на туалетный столик. Арабелла долго сидела перед зеркалом, глядя на отражение своего бледного как полотно лица.
18Вернувшись в Армстронг-хаус, Чарльз старался не думать об Арабелле. Вся эта ситуация была слишком огорчительной, чтобы подолгу задумываться над ней, рассудил он. Трудно было даже сравнивать красивую, независимую и властную Арабеллу, какой она была, когда он впервые ее увидел, с той испуганной и отчаявшейся женщиной, с которой он встречался в парке. Неужели она думала, будто он на самом деле мог жениться на ней?! Он надеялся, что сумел адекватно объяснить ей ситуацию, и теперь думал, что с ней будет дальше. Как он правильно заметил, ее родители были добрыми и состоятельными людьми. Возможно, они смогут найти какого-нибудь скромного, не хватающего с неба звезд банковского клерка, которого уговорят жениться на ней. Другой вариант мог быть повторением случая с одной их знакомой, дочерью из «большой семьи» в графстве Корк, любившей пофлиртовать и пользовавшейся большой популярностью у мужчин, которая внезапно на целый год пропала из виду и не показывалась в обществе. Злые языки поговаривали, что она находилась в женском монастыре во Франции. Вернулась она совсем другим человеком, не ходила больше ни на какие приемы и балы, а целыми днями сидела за рукоделием, которому обучилась у французских монашек, пока ждала рождения своего ребенка. Он считал Арабеллу умной, а она совершила такую глупость! Она могла получить все, могла выйти за Гаррисона и в дальнейшем носить имя Армстронгов. Могла иметь под рукой Чарльза, пока они окончательно не надоели бы друг другу. Но она разыграла свою карту абсолютно неправильно и теперь может быть уничтожена.
Через несколько дней, вернувшись с конной прогулки, он соскочил с коня на переднем дворе, передал поводья конюху, затем взбежал по ступенькам и через парадный вход вошел в дом.
Бросив свой сюртук на столик в холле, он вошел в гостиную и остолбенел. На одном диване сидели его родители, а на другом, напротив, – Арабелла со своими родителями. У всех присутствующих было мрачное выражение на каменных лицах, и лишь Маргарет раскраснелась и выглядела заплаканной.
