Анна Голон - Анжелика. Тулузская свадьба
— Но в самой этой идее не заключена ли ересь, как сказал бы монсеньор?
Жоффрей расхохотался.
— Я вижу, вы получили хорошие уроки по вопросам веры. Но и вы начинаете бороться против паутины пустых догм. Увы! Я знаю, как трудно увидеть все в истинном свете. Вода и ветер заставляют крутиться крылья мельниц, но даже в средние века мельников не отлучали от церкви. Но теперь она объявила бы войну, посмей я построить на возвышении в окрестностях Тулузы что-то вроде паровой машины, которую установил на вашем руднике Аржантьер! Если я поставлю стеклянный или глиняный сосуд на огонь кузнечного горна, едва ли туда проскользнет Люцифер…
— Надо признать, недавний взрыв был весьма впечатляющим. Кажется, монсеньор был очень взволнован, и я не думаю, что он притворялся. Вы сделали это нарочно, чтобы вывести его из себя?
— Нет! Я допустил оплошность. Я слишком пересушил гремучее золото, полученное из пластинчатого золота и царской водки и затем осажденное аммиаком. В этой операции не было никакого самозарождения.
— А что это за вещество, которое вы называете аммиаком?
— Арабы научились изготавливать его уже давно, его еще называют летучая щелочь. Ученый испанский монах, один из моих друзей, недавно прислал мне целую стеклянную бутыль. В крайнем случае, я мог бы приготовить его сам, но это долгий процесс, и, чтобы ускорить исследования, я предпочитаю покупать сырье, а когда есть возможность, то и все необходимые ингредиенты. Изготовление чистых составляющих намного задерживает развитие науки, которую такие глупцы, как этот монах Беше, называют химией в противовес алхимии, которая для них, напротив, наука наук, а проще говоря, невразумительная смесь жизненных флюидов, религиозных формул и я не знаю чего еще. Но я вам наскучил…
— Нет, уверяю вас, — сказала Анжелика с сияющими глазами. — Я слушала бы вас часами.
Он улыбнулся, и шрамы на его левой щеке подчеркнули ироничность улыбки.
— Как странно устроена ваша головка! Я никогда не думал беседовать с женщинами о таких вещах. Но мне тоже нравится говорить с вами. Мне кажется, вы можете все понять. Но… разве вы не были готовы наделить меня темной силой, когда только приехали в Лангедок? Я все еще внушаю вам страх?
Анжелика почувствовала, что краснеет, но храбро посмотрела на него.
— Нет! Вы все еще остаетесь незнакомцем для меня, и, я думаю, это потому, что вы ни на кого не похожи, но я вас больше не боюсь.
Прихрамывая, он подошел к табурету, на котором сидел во время визита архиепископа. Порой он вызывающе дерзко, не боясь яркого света, показывал израненное лицо, а иногда прятался в полумраке и тени. Тогда в его голосе появлялись новые интонации, словно душа Жоффрея де Пейрака избавлялась от телесной оболочки и могла говорить свободно.
Анжелика чувствовала рядом невидимое присутствие «человека в красном», который раньше так пугал ее. Он был все тот же, но сейчас она смотрела на него другими глазами и была готова задать вопрос, волнующий всех женщин: «Вы любите меня?»
Вдруг ее гордость восстала — Анжелика вспомнила голос, каким он сказал ей: «Они приходили сами, и вы тоже придете…»
Чтобы рассеять волнение, она решила продолжить разговор о науке, который, на удивление, сблизил супругов и укрепил их дружбу.
— Если вы не видите никаких препятствий для того, чтобы раскрыть ваш секрет, то почему не поделитесь им с этим монахом Беше? Кажется, монсеньор ему очень доверяет.
— Ба! И правда, я могу попытаться удовлетворить его любопытство в этом вопросе. На самом деле меня волнует не как раскрыть тайну, а как сделать так, чтобы ее поняли. Я могу впустую доказывать, что материю можно изменить, но не превратить во что-либо. Умы, окружающие нас, еще не созрели для таких открытий. Гордость этих лжеученых так велика, что их возмущению не будет предела, если я расскажу им о самых ценных моих помощниках в исследованиях — темнокожем мавре и грубом саксонском рудокопе.
— Куасси-Ба и старый горбун из рудника Аржантьер Фриц Хауэр?
— Да. Куасси-Ба рассказал мне, что когда он был еще мал и свободен в дебрях дикой Африки, куда добираются через берег Пряностей[72], то видел, как добывали золото старинным способом, известным еще египтянам. Фараоны и царь Соломон владели местными золотыми рудниками, но я спрашиваю, моя милая, что скажет монсеньор, когда я открою ему, что тайну царя Соломона знает мой мавр Куасси-Ба? Однако именно он руководил моей работой в лаборатории и подал мне идею относительно некоторых пород, содержащих невидимое золото. Что касается Фрица Хауэра — это лучший рудокоп, человек подземелья, крот, который легко дышит лишь в недрах земли. От отца к сыну эти саксонские рудокопы передавали тайны своего мастерства, и благодаря им я смог наконец разгадать удивительные загадки природы и изучить все мои ингредиенты, с которыми работаю: свинец, золото, серебро, купорос, сулему и другие.
— Вы изготавливали сулему или купорос? — спросила Анжелика, которой эти слова показались смутно знакомыми.
— Да, и это доказало мне всю несостоятельность алхимии, так как из сулемы я могу получить по желанию либо ртуть (по-другому, «живое серебро»), либо ртуть желтую и красную[73], а их, в свою очередь, опять сделать «живым серебром». А первоначальный вес ртути не только не увеличится, но, напротив, уменьшится из-за испарения. Также, используя определенные способы, я могу извлечь серебро из свинца и золото из некоторых руд, которые сначала кажутся пустыми. Но если бы я над входом моей лаборатории написал девиз «Ничто не исчезает, ничто не создается из ничего», то мою философию посчитали бы слишком дерзкой и даже противоречащей духу Книги Бытия.
— Не это ли один из способов доставлять в Аржантьер слитки мексиканского золота, купленного в Лондоне?
— Вы весьма проницательны, а вот Молин слишком болтлив. Но не важно! Если он говорил об этом, значит, уверен в вас. Да, испанские слитки можно расплавить на кузнечном горне с пиритом или галенитом. Тогда слитки становятся чем-то вроде серо-черного каменистого штейна, и даже самый придирчивый из таможенников ничего не заподозрит. Именно этот штейн и перевозят мулы вашего отца из Англии в Пуату, из Испании в Тулузу, где я или Фриц Хауэр снова превращаем все в прекрасное сверкающее золото.
— Но это же контрабанда, — сказала Анжелика довольно резко.
— Вы очаровательны, когда так говорите. Эта контрабанда нисколько не вредит ни королевству, ни собственно Его Величеству, а меня делает богатым. Впрочем, скоро я верну Фрица Хауэра, чтобы начать разработку золотого рудника, который я открыл у деревушки Сальсинь в окрестностях Нарбона[74]. Тогда с золотом, добытым там, и серебром из Пуату у нас не будет больше нужды ни в драгоценных металлах из Америки, ни в этой контрабанде, как вы ее называете.
