Эрика Ридли - Греховный поцелуй
Леди Стентон фыркнула:
— Тогда была не тайна. Всем известно, что это его рук дело.
— Вполне возможно, — нерешительно вмешалась Эванджелина, — что мистер Лайонкрофт невиновен.
— Невиновен? — воскликнула леди Стентон.
— Убийца лорда Хедерингтона использовал подушку.
— Блестяще! — выдохнула Сьюзен. — Вы правы. Лайонкрофт здесь самый сильный мужчина. И ему не надо было использовать для этого подушку. И, похоже, он этого не делал.
— Нам не нужны догадки, — заметила леди Стентон. — У нас есть мисс Пембертон, способная узнать будущее, чтобы мы могли решить, стоит ли продолжать действовать или отказаться от нашего плана.
— Понимаете, я не могу, — призналась Эванджелина. — Я не могу. Получается, что я…
— Получается, что вы поможете нам, как обещали, — перебила леди Стентон, — или окажетесь снова во власти своего отчима. Мне не требуется, чтобы кто-то еще путался под ногами, когда речь идет о браке моей дочери.
В этот момент дверь гостиной распахнулась и в комнату вошел лакей, которого накануне Эванджелина видела в библиотеке, со сложенным листком пергамента на серебряном подносе.
— Да? — огрызнулась леди Стентон.
Он выдержал паузу.
— Письмо для мисс Пембертон.
— Я возьму его. — Леди Стентон схватила бумагу и сделала лакею знак удалиться, помахав рукой у него перед носом: — Ступайте, ступайте. Мы дорожим своим уединением.
Эванджелина поднялась с кресла:
— Постойте, я…
— Вы не сделаете ничего без моего разрешения. К тому же кому вздумается посылать письма такой обычной, ничем не примечательной девице, как вы?
Она вскрыла конверт и пробежала записку глазами:
— Лайонкрофт! Мне следовало бы догадаться!
— Что он пишет, матушка? Э-э, может быть, — Сьюзен слегка разрумянилась, — вы все-таки передадите это письмо Эванджелине?
— Он просит ее встретиться с ним в его кабинете, чтобы обсудить важный вопрос. В чем дело, мисс Пембертон?
— Я… право, я не знаю.
— Ну, так узнаете сейчас же. И пока вы станете этим заниматься, будьте любезны постараться разглядеть в своем видении все получше, чтобы успокоить меня насчет матримониальных планов моей дочери раз и навсегда. Ясно?
— Прошу прощения, леди Стентон, но я…
— Вы это сделаете сегодня же, мисс Пембертон. Вы разрешите загадку сегодня, а иначе вернетесь к отчиму. Понятно?
Понятно ли ей было? Как она могла раскрыть истину о человеке, одно прикосновение которого вызывало в ней возбуждение, а вовсе не видения? Сжав руку в кулак, Эванджелина подавила желание ответить и только кивнула.
— Хорошо. Сьюзен, ты будешь ее сопровождать.
— Я не хочу подходить к нему близко до тех пор, пока не буду знать точно…
— Ты подождешь в холле, пока мисс Пембертон не даст тебе сигнал и не укажет, куда дует ветер. Если ему грозит виселица, мы уедем завтра же. Если ему удастся избежать правосудия и на этот раз, мы пойдем на то, чтобы он тебя скомпрометировал. И сделаем это немедленно.
— Матушка, не можем мы подождать по крайней мере до завтра, пока не отпразднуют день рождения Джейн?
— Нет. Если он невиновен, ты займешь в его кабинете место мисс Пембертон, а она выйдет в коридор, откуда будет звать тебя, как если бы не имела понятия о том, где ты находишься. Тогда я появлюсь из противоположного коридора и застану вас двоих наедине. День рождения Джейн и его празднование будет праздником вдвойне, потому что увенчается балом по поводу вашего обручения. Так я решила.
Сьюзен испустила драматический вздох и заставила себя подняться с софы.
— Очень хорошо. Иду.
Подойдя к двери, она остановилась и бросила взгляд через плечо на Эванджелину.
— Готовы поймать для меня богатого мужа?
Нет, Эванджелина не была к этому готова.
Она посмотрела на леди Стентон, чья ледяная улыбка была способна заморозить воздух в комнате.
— Если вы предпочитаете общество своего отчима нашему, — сказала леди Стентон, — то я могу позаботиться исполнить ваше желание.
Мускулы Эванджелины напряглись, будто она готовилась к бегству. Обществу своего отчима она предпочла бы даже смерть. А это означало, что ей предстоит сделать невозможное.
Впервые с момента появления Эванджелины в Блэкберри-Мэноре самым худшим в ее пребывании наедине с Лайонкрофтом было то, что в коридоре могла затаиться Сьюзен Стентон, готовая ворваться, накинуть на него брачную петлю и завладеть им.
Она прижималась спиной к закрытой дубовой двери, кожа ее пылала, ладони были влажными, а он сидел за письменным столом, по виду совершенно спокойный, и царапал пером по бумаге. Он даже не посмотрел, кто вошел в его владения.
— Кому вы пишете? — спросила она, и ее голос предательски дрогнул. — Любовнице?
Он поднял голову, глаза его были темными, взгляд напряженным и жарким.
— В настоящий момент у меня нет любовницы.
— Не надейтесь на то, что я заполню эту брешь, — сказала она необдуманно и тут же вспыхнула.
Он положил перо, откинулся на спинку кресла и усмехнулся:
— Вы первая заговорили на эту тему. Вы пришли именно с этой целью?
О Господи? Разве это было не так?
— Нет, — огрызнулась она и скрестила руки под грудью. — Зачем вы меня звали?
— А зачем вы пришли?
Она яростно уставилась на него:
— Не пытайтесь со мной играть!
— Ах, — сказал он, все еще не меняя позы и опираясь спиной о спинку кресла. — Теперь мне ясно, что вы говорите не то, что думаете. С момента вашего появления вы играете со мной.
— Я…
Она запнулась, не зная, что сказать. Что он имел в виду? Ведь это он крался по тайным коридорам, это он целовал ее до умопомрачения в темных уголках дома, и он хмуро смотрел на нее, когда она почти теряла сознание, а ноги отказывались ей служить.
— Вы же, конечно, не думаете, что я имею отношение к исчезновению близнецов и к тому, что они оказались в западне между стенами?
— Нет, — согласился он, — не думаю.
Но, несмотря на это, она видела тень подозрения на его лице, и в этом его подозрении таилось унижение для нее. Но еще большим униженней было то, что он по-прежнему сидел за письменным столом, по-видимому, не сознавая, какую власть имеет над ней, очевидно, не понимая, что она прижимается к двери, потому что боится не сдержаться и броситься в его объятия в отчаянной жажде его поцелуев.
Нет, она не ревновала к Сьюзен. Да и как она могла бы ревновать? Эванджелина всегда знала, что не выйдет замуж. Матери брак дважды принес несчастье, уничтожив ее сначала духовно, а потом и телесно. Бремя или благословение ее природного дара было для Эванджелины палкой о двух концах. Если она хотела жить и сохранить в себе личность, да еще приносить пользу, то не должна была становиться собственностью мужчины. Особенно такого, как мистер Лайонкрофт. Несмотря на махинации Стентонов, Эванджелина была уверена, что и он не из тех, кто готов вступить в брак. И даже теперь, посреди возникшего между ними спора, он снова принялся что-то писать, не желая продолжать разговор с ней.
