Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"

— Что такое, — сказал вампир, — социалист?

— Приверженец социализма, перераспределительной формы правления, при которой частная собственность отменена, — сказал Том, вспоминая брошюры, которые он нашел брошенными, как мусор, на улицах Лондона. — Он существует как противовес таким системам, как меркантилизм или феодализм, которые способствуют накоплению личных или наследственных состояний, поместий и аристократии.

— О, да, — кивнул вампир. — Я нахожу достаточно нечестным, что мой титул был отобран у меня после моего предначертанного звёздами повторного пробуждения… Ах, эти минувшие воспоминания выжигают меня, как гневливость солнца, — он пробежался пальцами по своему съехавшему аскоту. — Но теперь я вижу, что это было не что иное, как обременение. Система разделяет нас за пределами чувств и разума: она служит немногим, и даже им не очень хорошо. Вам стоит однажды испить из этого колодца Мимира{?}[В скандинавской мифологии источник мудрости, охраняемый великаном Ми́миром], маленький принц, ведь его воды ближе и слаще, чем Вы думаете. Вы никогда не сможете закрыть свои глаза, стоит Вам однажды увидеть истину.

— Ты достигнешь всего, что хочет твоё сердце, если отвернёшься от слабого шёпота своего Министерства, — сказал Шмитц. — В этом новом мире, который должен быть провозглашён, нет ни титулов, ни принцев, ни покровительства, ни статуса крови, ни родословных. Твоя ценность будет определена по плодам твоего труда и эрудиции. По магии. Магии и силе. А в тебе, я провозглашаю, нет недостатка ни того, ни другого.

— Заманчиво, — сказал Том, наблюдая за всполохом и устремлением взгляда кузнеца. — Очень заманчиво. Но нет столько социализма, чтобы когда-либо даровать мне желание моего сердца.

— Я боялся, что ты это скажешь, — сказал Шмитц, взмахнув своей палочкой. Последние оковы, удерживающие вампира у деревянного прилавка, лопнули, как карамелька, под чудовищной силой.

Вампир налетел на Тома, обнажив клыки, и его последняя целая рука была готова схватить его за горло в далеко не нежной ласке. Том наложил Спотыкающийся сглаз, отбросив вампира на несколько широких шагов назад. Его заклинание было мощным, но вампир был сильнее человека-волшебника, и его неживущее тело противостояло магии, которую накладывали напрямую на него.

Том подозревал, что так случится. Они тянули время, и Том не мог их винить, он бы сделал то же самое. Немым заклинанием парящий, раздутый труп мёртвого волшебника был переключён с перевёрнутым столом у входной двери, тем самым, с лезвиями для приготовления зелий, вытолкнутыми из-под расколотой крышки.

Стол пролетел по воздуху и ударился в вампира, когда его ноги напряглись для ещё одного прыжка в сторону Тома. С кошачьим воплем вампир был прибит к стене за прилавком, всегда-заточенные кинжалы проткнули его тело и известковый камень под ним. Он был пригвождён к месту с точностью образца бабочки, грустные обрывки его изысканной рубашки болтались по полу белыми лентами, постепенно поглощаясь разрастающимся пятном смоляно-чёрной крови.

Его секундное отвлечение более срочной угрозой дало Мастеру-металлургу возможность. Шмитц швырнул его обратно на стойку с серпами, и он почувствовал неприятное ощущение, когда острые кончики делали глубокие порезы в одолженном дуэльном жилете Трэверса, оставляя синяки на плоте под ними. Лезвия не проткнули покрытую серебряными шипами кожу — драконья кожа была устойчива к физическому ущербу, а также магическому, — но его дыхание было выбито из него, и он был оглушён силой удара…

Шмитц указал палочкой на лоб Тома:

— Империо. Оставайся на месте. Брось палочку.

Если легилименция Дамблдора была лёгким взмахом крыльев мухи в его разуме, то сила воли Шмитца буравила его сознание с изяществом и тонкостью кувалды. Это должно было быть приятно. Это проклятие было предназначено для того, чтобы сделать свою жертву поддающейся уговорам, ухватившись за впечатления тепла, утешения и близости. Оно носилось в сознании Тома, пытаясь ухватиться за те чувства и воспоминания, которые принадлежали только ему, но не могло их найти, не могло сомкнуть свои скребущиеся жёлтые клешни ни на чём, кроме скользкой тени. Том перенёс боль, чувствуя, как его сознание колеблется и спотыкается среди поля туманных образов, перемежающихся чёрным мерцанием целлулоидных рамок, и он почти не мог понять, исходят ли они из его глаз, из воспоминаний, которые его глаза когда-то видели, или из чьих-то позаимствованных воспоминаний…

Шарф на его лице стал теплее и ближе, когда вязаная шерсть пропиталась кровью из его носа и слезами из его глаз. Он не плакал, больше десяти лет не плакал, однако из его глаз вылились слёзы без его разрешения, и он ничего не мог с этим поделать. Он не мог контролировать собственное тело…

Кроме своей руки.

Его рука пульсировала от тепла под его сжатыми пальцами.

«Брось её», — повторил голос в его голове, умасливая его своей настойчивостью. Больше никаких уговоров, только одно жёсткое требование, которое прорывалось сквозь его резонирующий череп.

Том раскрыл руки.

Палочка упала.

В полуфуте{?}[~ 15 см] от того, как она должна была стукнуться о пол, где он призвал её обратно и дал волю подавленному потоку всей своей ярости в единственном немом заклинании.

Экспеллиармус!

Мастера металлургии Ансгара Шмитца отбросило назад так же, как он проделал это с Томом, прямо в руки бригады авроров, выходящих из камина.

Авроры впереди вскрикнули, когда в них врезался разъярённый кузнец весом в двести пятьдесят фунтов{?}[~ 113 кг], но те, что были позади и всё ещё выходили из камина, поставили их обратно на ноги, держа безмолвные заклинания обездвиживания наготове на кончиках выставленных вперёд палочек.

Нотт зашёл последним, высунув голову из-за обеих каменных боковых панелей рамы камина, прежде чем неохотно выбраться. Его глаза расширились, когда он увидел беспорядок в торговом зале: серпы со стальными лезвиями, блестящие на плитах, капающий, разлагающийся волшебник, оставляющий кровавую лужу у входной двери, и, наконец, вампир, прибитый к стене, как мишень для дартса шумного бара.

— Это Хранитель Тайны, которого вы искали последние несколько недель, — сказал Нотт, когда он наконец-то собрал свои разбросанные мысли, указав на вампира на стене позади прилавка. — Который был вовлечён в аферу Монтроза. Он Хранитель Тайны комнаты наверху, где я нашёл бумаги, которые показал вам.

После того как Шмитц был связан и обезоружен, было лишь естественно, что глаза авроров обратились к Тому.

Один аврор с золотым сияющим значком на мантии неотрывно смотрел на Тома в его порванной чёрной мантии и мокром чёрном шарфе, обмотанном вокруг лица. Ему очень повезло, что кровь была плохо различима на чёрном. Иначе бы он произвёл жалкое первое впечатление.

С некоторой неохотой аврор подошёл к Тому и протянул руку. Том принял её. Мужчина пожал её с крепкой хваткой:

— Эвелин Макклюр, глава Управления авроров. Вы, должно быть, знаменитый Принц Прекрасного. Ваш напарник Рыцарь доложил о шести телах наверху… — он оглянулся на подчинённых авроров, которые у двери закатили тело в чёрную сумку. — Или пятерых. Это двести галлеонов за голову лакеев, пятьсот — за коллаборациониста и одна тысяча за главного «нежелательного», мистера Вацлава Яношика. Итого две тысячи семьсот галлеонов. На какой счёт нам следует перевести награду, сэр? Или к Вам следует обращаться «Ваше Высочество»?

— Я делаю это не ради денег, если Вы считаете так. Я не наёмник, — резко сказал Том, ощущая некоторые намёки за словами главы Управления авроров. — Придержите средства в трасте{?}[В некотором роде доверительное управление. Договор, по которому человек (учредитель траста) передаёт имущество управляющему, которым тот обязуется владеть и распоряжаться в интересах конкретных лиц (бенефициаров). Владеет и распоряжается имуществом далее управляющий по чётко прописанным учредителем правилам.]. Разве это не ничтожное одолжение для настоящего героя Британии? Когда война закончится, я посвящу его комитету по восстановлению. Мне не жаль атриума, но общественные работы — обязанность Принца. Я стремлюсь быть великодушным.