Барбара Картленд - Скажи «да», Саманта
В папином кабинете повсюду лежал толстый слой пыли, камин был забит золой, которую давным-давно не выгребали, а башмаков папы щетка не касалась уже много недель.
Так как я приехала к вечеру, то сразу же пошла на кухню, посмотреть, что оставила миссис Харрис для папы на ужин, но смогла найти лишь тарелку холодного мясного паштета, который не только выглядел неаппетитно, но и запах у него был какой-то неприятный.
Было еще несколько яиц, снесенных нашими курами, и из них я приготовила для отца омлет. Папа ел его с опаской и все время повторял, что боится, как бы у него опять не начались боли от этой еды.
— Завтра утром я пошлю за доктором Мэкинтошем и настою на том, чтобы он отправил тебя к специалисту в Челтенхэм или Уорчестер, — сказала я. — Так не может больше продолжаться.
Мне не хотелось пугать папу, но за то время, что я его не видела, он, казалось, постарел на несколько лет, и в лице у него появилось что-то, что мне не понравилось. А когда я провожала его наверх в спальню, то заметила, что у него сильная одышка.
Поскольку миссис Харрис не знала о том, что я приеду, она не удосужилась сменить мое постельное белье, а спальня наверняка не проветривалась с тех пор, как я уехала.
В комнате стоял затхлый запах, и я поспешила распахнуть настежь окна. Выглянув наружу и увидев, какой мир и тишина разлиты в саду, я вспомнила Дэвида, который в это время плыл в Америку на «Королеве Мэри», и сказала себе, что моя жизнь кончена. Лучше бы я никогда не ездила в Лондон. И я решила, что все случившееся со мной было наказанием за то, что я не осталась дома, чтобы заботиться о папе. Но я не плакала. Я чувствовала, что все внутри у меня омертвело. Чувства мои умерли настолько, что мне казалось, будто я наблюдаю за кем-то со стороны.
Утром я встала и сразу же принялась за уборку дома. В девять часов я послала мальчика в деревню, чтобы вызвать к папе доктора Мэкинтоша. Я дала мальчишке два пенни и велела бежать как можно быстрее, но спустя час он пришел с известием, что доктор Мэкинтош уехал и вернется только к вечеру в воскресенье.
Этого я никак не ожидала. Люди в Литл-Пулбруке редко отлучались куда-либо. Но делать было нечего. Мне оставалось только ждать, когда он вернется, а потом, решила я, придется настоять, чтобы он отправил папу к специалисту.
Когда явилась миссис Харрис, я послала ее к мяснику купить баранью ногу, и приготовила папе сытный и вкусный ленч.
Он не выходил из своего кабинета, и я видела, что он ослаб настолько, что даже не в состоянии прогуляться по саду. Я не знала, как мне быть. На другой день предстояла служба в церкви, но я не знала, сможет ли папа пойти к заутрене или к причастию в одиннадцать часов.
После ленча он немного приободрился, а около пяти часов сказал, что хочет пойти лечь.
— Я поднимусь и приготовлю тебе постель, — сказала я, — а потом принесу обед.
— Спасибо, я не хочу есть, — ответил он.
— Нет, ты должен поесть хоть что-нибудь, — настойчиво возразила я. — И потом, папа, тебе не кажется, что мне следует сходить к старому пастору и попросить его, чтобы он отслужил службу в церкви вместо тебя?
Пастор, правда, был очень стар. Он служил в церковном приходе по другую сторону Уорчестера, а затем удалился на покой и поселился в небольшом домике на краю нашей деревни. Иногда на Рождество и Пасху он помогал папе отправлять службу в церкви. Но он действительно был очень старый, ему было больше восьмидесяти лет, и руки у него тряслись.
— Нет, я справлюсь сам, — решительно ответил папа.
— Мне кажется, тебе лучше отдохнуть, — настаивала я.
— Нет, я хочу пойти в церковь. На следующей неделе день рождения твоей матери, Саманта, и я всегда молюсь за нее в воскресенье до этого и после этого.
В этот момент мне как никогда прежде захотелось, чтобы мама была со мной. Я была подавлена не только из-за папы, но и из-за себя самой. По дороге домой я собиралась рассказать папе о Дэвиде, но увидев, в каком он состоянии, поняла, что не смогу теперь печалить его своими горестями.
— Почему ты приехала домой, Саманта? — спросил он.
— Мне дали несколько дней отпуска, — солгала я. — И я подумала, что ты будешь рад повидаться со мной.
— Конечно, я рад тебе, — сказал папа. — Ты выглядишь прекрасно, Саманта. Ты очень красивая. Тебе нравится твоя работа?
— Да, — вновь солгала я. — Но все-таки как хорошо быть дома!
Я поняла, что сейчас неподходящий момент, чтобы рассказывать папе о том, как обстоят дела на самом деле.
Я ожидала, что всю ночь не сомкну глаз, думая о Дэвиде. Но я крепко уснула, так как была сильно утомлена. Проснулась я от собственного крика: я громко звала Дэвида. Мне приснилось, будто он уплывает от меня по серебристой реке при свете луны.
«Уплывает — ну и пусть», — сказала я себе.
Я подумала о том, спит ли он в одной постели с леди Беттиной, и была почти уверена, что так оно и есть.
Услышав, что папа уже встал, я спустилась вниз, чтобы приготовить ему чашку чая. Обычно перед богослужением он ничего не ел и не пил, но в то утро я настояла, чтобы он выпил чаю. Он не возражал, и я поняла, что ему нужно подкрепить силы.
Он сел пить чай в кухне, хотя до этого я собиралась принести ему чай в его кабинет.
Допив чай, он сказал:
— Спасибо, Саманта. Я надеюсь, ты придешь в церковь сегодня утром.
Я собиралась ответить ему, но он вдруг вскрикнул, схватился за грудь и упал на пол.
Я бросилась к нему, опустилась около него на колени и попыталась расстегнуть ему воротник, но это было трудно сделать, так как застежка была сзади. Я хотела его перевернуть, но, дотронувшись до него, поняла, что он мертв!
Раздумье девятнадцатое
— Мне жаль твоего отца, — тихо сказал Дэвид.
— Это случилось так внезапно, — отозвалась я. — И у меня, наверное, был шок. Потому-то я и вела себя так после похорон.
— А как ты себя вела?
— Я все время плакала и никак не могла остановиться. Я плакала, не переставая, и тетя Люси, единственная родственница, которой я послала телеграмму о смерти папы, увезла меня с собой.
— В монастырь?
— Некоторое время я не сознавала, что нахожусь в монастыре.
— Как так?
— Я думаю, у меня было нервное потрясение, а, может быть, даже легкое помутнение разума, не знаю. Но, как бы там ни было, им удавалось прекратить мои рыдания, только одурманивая меня снотворными таблетками.
— Бедная Саманта, — сказал Дэвид. — Думаю, и я отчасти был виновен в твоем состоянии.
— Скорее всего, дело в том, что все навалилось на меня одновременно, — ответила я. — Ведь, собственно говоря, ты и папа — единственные люди, кого я любила.
