Барбара Картленд - Скажи «да», Саманта
— Вы хотите, чтобы я уехала? — спросила я.
— О нет, Саманта, я рада, что ты здесь, — ответила тетя Люси. — Но ты не можешь провести остаток жизни, сидя в саду и читая книги. Ты молода, а такое существование не совсем подходит для молодой девушки.
— Но ведь некоторые из монахинь не старше меня, — возразила я.
— Ты хочешь стать монахиней?
Я подумала о Дэвиде и поняла, что меньше всего на свете мне хочется стать монахиней. Я хотела снова увидеть его, хотела, чтобы он любил меня так же, как любил до того, как увидел все мои недостатки.
Пожалуй, я всегда сознавала, сколь неполно мое образование, но лишь начав основательно пополнять его, я поняла, как мало знаю, В моем образовании были большие пробелы в области географии, истории, да и других знаний было мало.
— Мне еще так много хотелось бы сделать здесь, в монастыре, — сказала я.
Тетя Люси ничего не ответила на это, но позже я узнала, что она позвонила Джайлзу и сообщила ему, где я нахожусь.
Оказалось, что он был очень встревожен моим исчезновением, хотя сразу же понял, что я, должно быть, уехала домой. Во всяком случае, он сказал, что рад будет моему возвращению. То же самое он подтвердил и мне, когда я позвонила ему по настоянию тети Люси.
— «Вог» и многие другие журналы требуют от меня именно ваших фотографий, Саманта, — сказал он. — И вы поставили меня в очень трудное положение своим неожиданным бегством.
— Простите меня, — кротко попросила я.
— Ваша тетя рассказала мне, что вы тяжело переживали смерть отца, — продолжал Джайлз. — И, конечно, принимая во внимание это прискорбное обстоятельство, я должен простить вас. Но не медлите с возвращением, Саманта. Нам с вами предстоит очень много работы.
Я вернулась в Лондон, полная опасений и страха, и не только из-за Джайлза, но также из-за Дэвида.
А по телефону я сказала Джайлзу:
— Я вернусь обратно, но только с одним условием. Вы не станете приглашать Дэвида Дарэма в студию в то время, когда я там буду, и вы не дадите ему моего адреса.
— Вы что, не хотите видеть его? — с удивлением спросил Джайлз.
— Нет, — кратко ответила я.
Наступило молчание, но, потом, обдумав мои слова, Джайлз ответил:
— Ваша личная жизнь меня не касается, Саманта. И если вы не хотите видеть Дарэма, то я, разумеется, не скажу ему, где вы живете.
При виде меня Джайлз пришел в восторг оттого, что я так сильно похудела. Мне же казалось, что от меня остались одни глаза, а Мелани подшучивала надо мной, утверждая, что я похожа на фонарный столб. Впрочем, Молинью и Норман Хартнелл тоже в восхищении от моей худобы и обещают в своей новой коллекции создать несколько туалетов специально для меня.
Первое, что я сделала, вернувшись в Лондон, это записалась в библиотеку, и спустя примерно неделю тамошние сотрудники уже привыкли к тому, что я меняю книги чуть ли не через день, и подшучивают надо мной по этому поводу всякий раз, когда я там появляюсь.
Я изо всех сил старалась восполнить пробелы в своем образовании, но не забывала и других слов Дэвида обо мне — то есть что я «до смешного невинна».
Я все еще слышала, как он говорит мне об этом с издевкой в голосе, и помнила, как его язвительные слова точно плетью стегали меня по больному месту и приводили в отчаяние.
Я думала о том, что он находится в обществе леди Беттины, и была уверена, что все женщины, которые домогались его в прошлом и которых он, возможно, любил, были очень опытными и умудренными жизнью. Я с отчаянием повторяла себе, что он считает меня скучной, и это не удивительно. Да и какой же я могу быть, если я столь несведуща в вопросах любви, как, впрочем, и во всем другом!
Трудность заключалась в том, что в то время как я могла многому научиться, читая книги по истории, литературе и другим предметам, книги, которая научила бы меня любви, по всей вероятности, просто не существовало.
Конечно, читая художественную литературу, я знакомилась со знаменитыми любовными историями, случавшимися на протяжении веков, и, размышляя о прочитанном, я приходила к выводу, что если бы я любила Дэвида по-настоящему, я сделала бы то, чего он хотел от меня. Ведь в конце концов короли отказывались от короны, между государствами вспыхивали войны, между семьями возникали вендетты, а люди подвергались пыткам и гибли и все из-за любви!
Быть может, Дэвид был прав, и любовь — это слишком важное чувство для того, чтобы от него отказываться.
Я все думала и думала о Дэвиде, вспоминая, как он просил меня поехать с ним. И чем больше книг я читала, тем больше убеждалась в том, что люди готовы принести в жертву все самое дорогое ради человека, которого любят.
Нескоро пришла я к такой мысли, но осознав это, я сказала себе, что если бы я очень сильно любила Дэвида, то поступила бы так, как он хотел, даже вопреки собственным принципам.
Я чувствовала, что для того, чтобы вновь завоевать его любовь, я должна принести эту жертву, и что нет на свете ничего слишком трудного и слишком страшного, чего бы я не сделала ради того, чтобы Дэвид снова полюбил меня.
Ночи напролет я лежала без сна, мечтая о том, как в один прекрасный день я приду к Дэвиду и скажу ему;
— Меня больше нельзя назвать «чудовищно невежественной» и «до смешного невинной». Я теперь многое знаю, и я искушена в любви.
И я представляла себе, как он протянет ко мне руки и скажет, что любит меня, и после этого мы снова будем счастливы. Даже мысль о том, что Дэвид прижимает меня к себе и целует, наполняла меня тем же восторгом и удивлением, какие я ощутила при самой первой нашей встрече.
Хотя прошло уже немало времени, но одна мысль все-таки утешала меня, и это была уверенность в том, что если Дэвид не женился на мне, то он не женится и ни на ком другом.
Но, говорила я себе, быть может, когда он увидит, как я изменилась и какой огромный труд я проделала ради любви к нему, он все-таки попросит меня стать его женой. Вместе с тем, я чувствовала, что это не более чем мечта, нереальная, неосуществимая мечта, которая никогда не исполнится. Но все-таки я должна в нее верить!
Выхода у меня не было. Я должна была стремиться изменить себя, потому что знала: без Дэвида я никогда не буду счастлива, а, значит, и жизнь моя потеряет всякий смысл.
Голос мой затих в темноте спальни. Должно быть, я говорила очень долго. Я до такой степени погрузилась в воспоминания, что почти забыла о том, что Дэвид действительно находится здесь и слушает меня.
Это было все равно, что говорить с воображаемым Дэвидом, как я делала каждую ночь с тех пор, как убежала от него.
Я вздрогнула, когда снова услышала его низкий голос. Он спросил:
