Пенелопа Нери - Украденный миг
Ой, что-то он не рассчитал! Куда только подевалась маленькая пугливая шлюшка! Эмма больше не боялась его. Придется уходить, хотя… Кое-что и у него припасено на крайний случай.
— Не слишком ли круто берешь, а?
— Вон!
— Хорошо. Ваша Надменность! Я ухожу. Но ты еще пожалеешь об этом. И ты, и твое маленькое отродье. Я еще сведу с тобой счеты. Я никогда не ошибаюсь, детка. Помнишь, я предупреждал тебя насчет Кейна-младшего? Вышло по-моему? Он вернулся с женушкой, она нарожает ему детишек, а ты время от времени будешь утешать его… под кустиками.
— А кто такой для меня Гидеон Кейн? Мы едва знакомы…
Эмма вспыхнула и тотчас пожалела об этом.
— Знакомы? А вот послушай-ка…
Джордан встал в позу и продекламировал:
— «Дорогой мой и единственный! Хотя прошло столько лет с тех пор, как ты покинул острова, в сердце моем навсегда сохранится место для тебя…» Продолжать? Вижу, что продолжать. Как там дальше-то? А, Эмми?
Это были строки из ее последнего письма к Гидеону.
— Где ты прочел это? — хрипло прошептала Эмма. — Отвечай!
— Где-е-е… — передразнил Джек. — А твой косоглазый китаеза передавал их мне, да так аккуратно, просто прелесть! Ты корзинами таскала ему гостинцы, а работал он на меня. Ну, и письма твоего Кейна тоже я получал регулярно. Читал с удовольствием, надо сказать.
— Где они?
— Я их сжег. На костре. Взял и сжег.
— Н-нет… Нет. Нет…
Джек был доволен собой: «Здорово я ее осадил. Даже, пожалуй, слишком… Жалко девчонку, но что поделаешь… Запомнит, как угрожать мистеру Джордану…»
Эмма хлестнула кобылу и, подняв ее на дыбы, пошла на Джордана. Лицо ее было белым как мел.
— Эй, полегче, полегче…
— Убирайся, негодяй, пока я не убила тебя!
— Хорошо, хорошо… Ухожу…
Джек, поняв, что дело нешуточное, торопливо собирал вещи.
Эмма смотрела ему вслед, и слезы текли по ее щекам.
Вот, значит, кто погубил ее любовь.
Если бы она знала, если бы знал Гидеон! Он говорил правду, он не был виноват перед ней!
Эмма чувствовала себя так, точно ее вываляли в грязи. Ее письма читал мерзкий каторжник, он смаковал ее признания, хихикал над каждым словом, опозорил ее…
Как она сможет пережить это все!
Но если ее не станет, что будет с Махеалани?
Надо жить. В память о матери. Ее мать жила из последних сил ради нее.
Эмма огляделась вокруг.
Как заросло все, как она запустила хозяйство. Надо приниматься за дело.
Обратной дороги ни для нее, ни для Гидеона нет.
Разыскав старенькую блузку и бриджи, Эмма переоделась и отправилась на грядки старо.
Она работала, не замечая времени, не отирая слез. Срезая острым ножом жесткие листья таро и набивая ими мешок, она вспомнила об одном случае… Мать тогда еще была жива.
Прошлым летом к ним зачастил школьный учитель Чарльз Кеальи Уоллес. Он явно ухаживал за Эммой, а она относилась к нему по-дружески, не более того. Но Малия полюбила его как родного.
Однажды она настояла на том, чтобы Эмма привезла к ней мистера Мак-Генри, поверенного в ее делах. Она хотела подписать кое-какие бумаги, причем в этом обязательно должен был принимать участие и Чарльз Уоллес.
К удивлению Эммы, мистер Мак-Генри легко согласился и приехал почти сразу же.
Малия и мистер Мак-Генри вели себя как старинные друзья. Они долго о чем-то переговаривались, и мистер Мак-Генри держал изможденную руку больной в своей большой белой руке.
Затем Малия позвала учителя:
— Скажите мне, Чарльз, каковы ваши дальнейшие намерения…
Она не успела договорить.
— Я мечтал бы иметь честь назвать вашу дочь своей женой, мэм.
— Ну, Калейлани, доченька, что ты ответишь Чарльзу? Я ушла бы из этого мира спокойно, зная, что оставляю тебя на него.
— Мистер Уоллес — очень хороший человек, — уклончиво ответила Эмма. Она не хотела огорчать умирающую.
— Вот и хорошо. Тогда я в присутствии мистера Мак-Генри объявлю вам мою последнюю волю. Вся земля, которой владели мои предки, принадлежит мне. Я завещаю ее тебе, Эмма, вместе с моим благословением. Одной тебе придется нелегко.
— Вам не о чем беспокоиться, мэм. Я смогу обеспечить ей приличную жизнь. Вы можете завещать эту землю своему мужу…
— Никогда! Макуа Мак-Генри, запишите, немедленно запишите мои слова. Земля будет принадлежать Эмме и ее будущему мужу… когда я… уйду.
Мистер Мак-Генри при свидетелях оформил все нужные бумаги.
Уходя, он сказал Эмме:
— Если тебе понадобится помощь, девочка, скажи об этом своей тете Леолани. Или мне.
И, печально поклонившись, он вышел.
Свой последний, главный, секрет Малия поведала Эмме ровно через пять дней, уже теряя дыхание. Она назвала Эмме имя ее настоящего отца.
Малия вышла замуж за Джордана тогда, когда беременность уже нельзя было скрыть. Вот почему она не могла прогнать его. Сам того не зная, он принял на себя ее позор, и с тех пор она чувствовала себя обязанной этому жалкому и страшному человеку.
А Джордан-то думал, что она — его родная дочь…
Потом, завершив земные дела, ее мать отошла в мир духов — упорхнула легко, точно чайка взлетела с волны.
За воспоминаниями время летело незаметно. Однако она совсем отвыкла работать в поле — ее спина просто разламывалась. Каких-то четыре месяца проучительствовать в школе и стать такой неженкой! Распрямившись, Эмма закачалась и едва не упала. Как бы посмеялась над ней сейчас Махеалани! Она похожа на старую бабушку.
Вернувшись к хижине, Эмма смыла грязь с рук и ног, совсем занемевших после стояния в болотной воде, потом сделала глубокий глоток ледяной родниковой воды. На ужин у нее еще осталось немного вяленой говядины и сладких бататов. К тому же, Джек забыл свои кофейные бобы Кона, и она отметила его отбытие целой кружкой великолепного ароматного напитка.
Пока она ужинала и отдыхала, солнце незаметно ушло за горизонт. Окрестные холмы растворились в сумерках цвета индиго. Замерцал серп нарастающей луны, наполняя мир своими обманчивыми отсветами и тенями. Волнистые облака казались отчеркнутыми черным углем, лишь на самом горизонте еще сохранялись красные отсветы.
Так как не было ни свечей, ни ворвани, чтобы налить в лампу и немного почитать, Эмма засыпала огонь в очаге, на котором подогревала еду, и, закутавшись в пончо, легла, не забыв положить нож под циновку. Она заснула тут же, в считанные секунды.
И Эмма впервые в жизни поняла, что такое — остаться совсем одной.
Спустя несколько часов она вдруг проснулась, чувствуя, что находится не одна. Кто-то хрипло, со свистом дышал возле ее уха. Жар чужого немытого тела и пота забивал нос. Чья-то рука поглаживала ее бедро, роясь в глубоких фланелевых складках ночной рубашки. Эмма будто вернулась на несколько лет назад. Стыд и отвращение комом встали у нее в горле. «Только спокойно», — говорила она себе, незаметно нащупывая нож под циновкой. Мерзкие поглаживания не прекращались, дыхание рядом с ней становилось все более учащенным, этот подонок даже довольно мурлыкал, гладя ее словно пугливую кобылку или глупое дитя.
