Рэйчел Кейн - Принц Теней
Там было все, что осталось ему от предков. Я вынул старинный пергамент, тяжелый от печатей, поблескивающих тусклым золотом в лунном свете, – я взял его. Здесь лежали и фамильные драгоценности: тяжелые цепи, несколько драгоценных камней и на самом дне – клинок, неизмеримо дороже и прекраснее того, что он носил каждый день. Мой враг звался Джулиано Роггочо, он происходил из некогда очень богатой и знатной семьи, которая разорилась и пала в недавнем прошлом: я помнил имя Роггочо по семейным преданиям – моя бабушка восседала на останках и их дворцовых дверей… Она наблюдала гибель этого клана и даже – скорей всего – была причиной его гибели и разорения.
У этого человека были причины ненавидеть мой дом – но не было ни единой причины порочить имя моей матери. И за это он должен был заплатить – остатками семейного состояния.
Я забрал цепи, драгоценности и меч, а пергамент с печатями оставил: пусть он радуется своему происхождению так же, как я радуюсь своему.
Закрыв сундук, я послал воздушный поцелуй девице и вскочил на подоконник. Ночь по-прежнему была жаркой и тихой: где-то слева от меня проехала телега, но судя по звуку – это было в нескольких кварталах отсюда. Скорей всего, булочник начинает свой обычный день. Я оглянулся через плечо и посмотрел на свою жертву.
Храп Роггочо внезапно прекратился, он открыл глаза и прямо перед собой увидел меня.
– Скотина! – заорал он. – Вор! Стой!
Он соскочил с постели и нагишом бросился ко мне. Я находился в довольно неудобной позе, с трудом удерживая равновесие, и понимал, что если ему удастся затащить меня обратно в комнату – у меня не будет другого выхода, кроме как убить его. Его и, возможно, девушку.
Я не хотел этого делать. Нет. Я был вором, да. Но не убийцей.
Роггочо тем временем только усложнил мне задачу – он попытался дотянуться до меня, его пальцы схватились за мою маску и сдернули ее.
Теперь мне оставалось только надеяться, что в неверном свете луны, падающем у меня из-за спины, он не смог разглядеть моего лица.
Я высунулся из окна, повис на карнизе крыши и ударил его ногами в грудь так, что он отлетел обратно на постель, где кричала перепуганная девушка. Моментально развернувшись в обратном направлении, одним прыжком я запрыгнул на крышу и побежал по глиняным черепицам. Это было непросто, но хороший вор должен и это уметь, чтобы выжить. Сапоги все время соскальзывали с гладкой поверхности, но сложнее всего было сохранять равновесие, мне пришлось раскинуть руки в стороны, чтобы не упасть, и все равно мне это удавалось с трудом. Крыша была более покатой, чем мне представлялось, одна из черепиц под моей ногой сдвинулась и начала сползать вниз. Я прекрасно понимал, чем это грозит: если упадет одна черепица – остальные поползут вслед за ней. Подтянувшись на руках, я оказался на самом верху крыши, где снова выпрямился и побежал по центральному шву, слыша за спиной тревожные крики. По дороге я спугнул спящую кошку, которая выгнула спину и завыла, протестуя против столь наглого вторжения в ее вотчину, но я только увеличил скорость, чтобы перепрыгнуть на следующую, более низкую крышу рядом стоящего здания. Оттуда я спрыгнул на чей-то балкон, с него уже – на мостовую.
Почти провал. Очень близко. Но все же – успех.
Я утешался тем, что он не мог как следует меня рассмотреть, а даже если он и разглядел какую-то часть моего лица – все равно он никогда не свяжет эти черты с Бенволио Монтекки.
С сумкой, полной трофеев, я отправился к Меркуцио.
Мой друг не спал. Я думал, что застану его в постели, но он был на ногах, одет и беспокойно мерил шагами свою комнату. Когда я влез в его окно, он подпрыгнул, как та кошка, которую я спугнул, схватившись за меч, но при виде меня вложил оружие обратно в ножны:
– Где ты был? Я думал, что сейчас услышу о твоей гибели! Ты что, не придумал ничего интереснее, чем делать это в одиночку?!
Вместо ответа я кинул ему сумку. Он взвесил ее на руке, ругнулся, а потом высыпал мои трофеи на постель. Они были лучше, чем я ожидал, – там, в темной комнате, невозможно было оценить в полной мере их ценность, но сейчас было понятно, что добыча действительно очень дорогая – последние осколки былого могущества и богатства.
Меркуцио присвистнул, взяв в руки рубин размером с яйцо куропатки. Внутри камня словно горел огонь, от которого я вдруг почувствовал дрожь и внезапно понял, что совершил ошибку – непростительную ошибку: от этих драгоценностей трудно будет избавиться незаметно – слишком они яркие, слишком необычные. Как и меч.
– Придется его распилить, – заметил Меркуцио, рассматривая камень. – Хотя, конечно, очень жаль портить такую прекрасную вещь. Смотри, какой горячий насыщенный цвет – как кровь.
– Точно как кровь, – кивнул я. – Нам нужно избавиться от этих вещей как можно скорее.
– И от этого. – Меркуцио взял в руки украденный меч, с восхищением глядя на закаленную сталь лезвия. – Я попрошу знакомого оружейника сделать для него другую рукоять – глупо отказываться от такого великолепного оружия.
– Только если будешь уверен, что твой мастер будет держать рот на замке, – предупредил я. – Если он проболтается – это будет приговор для нас.
– А разве бывает иначе? – Меркуцио открыл потайную дверь в стене комнаты и убрал туда мою добычу, а потом снова закрыл дверцу и повесил цепочку с ключом на шею. – Это займет некоторое время, ты же понимаешь. Даже я не умею творить чудеса – я все-таки не бог криминального мира.
– Богохульник, – сказал я. Он в ответ послал мне воздушный поцелуй. – Неужели ты не ложился спать исключительно из-за того, что переживал за меня? Мне это кажется маловероятным.
Он упал в глубокое кресло, прикрыв глаза рукой с тонкими длинными пальцами. Но мне не нужно было встречаться с ним взглядом – я и так без труда мог все прочитать по его виду.
– Что-то стряслось в твоем греховном раю, любезный братец?
– Что ты можешь знать о грехе? – бросил Меркуцио. – У тебя в жилах вместо крови холодное молоко, ты не знаешь, что такое любовь. А я знаю.
Я невольно подумал о Розалине, но отогнал от себя эту мысль и сказал:
– Кстати, сегодня вечером, пока я искал эти маленькие безделушки, меня поцеловала обнаженная женщина.
Его изумление было настолько велико, что он даже убрал руку с лица:
– Обнаженная?
– Как грешная Ева, – кивнул я. – И она явно хотела большего.
– И?
Я пожал плечами.
– Я подумал, что лучше мне заняться своим делом.
Хотя было, было одно пьянящее мгновенье, когда я склонялся к другому решению, дикому и неразумному.
– Какое разочарование. – Он снова прикрыл глаза рукой. – Надо все-таки поучить тебя обращаться с женщинами. Допустим, мой опыт в этом деле весьма скромен, но все же больше, чем у тебя, бьюсь об заклад. – Друг рассмеялся, но смех его звучал горько. – Кажется, со мной все кончено.
